— Что сдуру, это точно. Но надо отдать тебе должное. Доканывала ты меня от души. Столько хлопот из-за одной только бабской зависти? Не поверю.
Последовала долгая, томительная пауза. Женщина молчала, тяжело сопела в трубку, потом закашлялась, и Катя подумала, что она, наверное, заядлая курильщица, курит крепкие, дешевые сигареты. Наконец хриплый голос произнес:
— Ладно, Орлова. Встретиться надо. Разговор серьезный, не телефонный.
— Хорошо. Где? Когда?
— А почему не спрашиваешь — сколько? — усмехнулась собеседница.
— Ну, ты даешь! — удивилась Катя. — Еще и деньги хочешь получить за свои гадости?
— Хочу. С деньгами у меня плохо.
— Что, работы нет? — сочувственно поинтересовалась Катя.
— Ты, Орлова, на другой планете живешь, — засмеялась собеседница, — можно подумать, ты не понимаешь, что в наше время работа — это одно, а деньги — совсем другое. Ладно, хватит. Я возьму не так много. Три тысячи баксов. И не за гадости. За информацию, важную для тебя. Очень важную, Орлова. Ты уж мне поверь. В общем, завтра в час дня на Гоголевском бульваре, у памятника. Захвати три тысячи, не опаздывай и не вздумай рассказывать никому, в том числе ментам, которые расследуют убийство. Того, кто убил, они все равно не вычислят ни за что. А тебе моя информация поможет. Как говорят врачи, жить будешь. Все, привет, сушеная Жизель.
— Подожди, а как я тебя узнаю? — быстро спросила Катя.
— Не беспокойся. Узнаешь. Я сама к тебе подойду.
— Ну, мало ли кто ко мне подойдет. Я должна точно знать, что это ты. У меня с собой будет такая сумма… Мы ведь встречались раньше, назовись, не стесняйся.
— Не морочь мне голову, Орлова, — усмехнулась собеседница, — я назовусь, а ты сразу ментам меня сдашь. Прямо сегодня. И плакали мои денежки.
В трубке послышались частые гудки. Катя выключила диктофон. Жанночка все это время стояла на пороге комнаты, широко открыв глаза и прижав ко рту руки, обсыпанные мукой.
— Ты молодец, что догадалась записать, — произнесла она громким шепотом. — Что ей надо на этот раз?
— Денег. Оказывается, ее попросили доканывать меня звонками. За три тысячи долларов она скажет кто. Свидание мне назначила. Завтра в час на Гоголевском бульваре.
— Это шантаж! — возмутилась Жанночка. — Я надеюсь, ты не собираешься встречаться с ней?
— Обязательно встречусь.
— Ты серьезно?
— Мне надо на нее посмотреть. Такое ощущение, что я ее знаю. Или знала раньше, в юности… Сушеная Жизель… Кто же так меня называл когда-то? Нет, пока не увижу, не вспомню. Голос знакомый, интонации… Кажется, она сама здорово боится. И не врет.
— Ничего себе, боится! Изводила тебя мерзкими звонками, а теперь требует за это три тысячи долларов! Ты что, и деньги возьмешь с собой?
— Наличные не возьму. — Катя задумчиво покачала головой. — Но, в крайнем случае, сниму с кредитки. Если информация будет того стоить.
Женщина на другом конце провода, на другом конце Москвы, положила трубку и закурила. Она сидела на кухонной табуретке, сгорбившись, опустив широкие полные плечи. Короткие, совеем жидкие светлые волосы были непромыты и взлохмачены, молодое, но болезненно-отечное лицо без косметики казалось совсем бледным, бесцветным.
— Придешь и принесешь как миленькая, — бормотала женщина, — придешь и принесешь. Страшно тебе, сушеная Жизель, хоть и хорошо ты держишься, а все равно страшно. Спеси-то поубавилось. Три косушки мне, конечно, не хватит. Но больше ты вряд ли дашь, Орлова. Даже для тебя три косушки — не три рубля. Сколько лет мы не виделись? Восемь? Да, много воды утекло. Моей крови много утекло, вот что… Женщина глядела в окно, прищурив правый глаз. Едкий дым дешевой сигареты «Магна» стелился по маленькой, неприбранной кухне.
— Доча, ты там с кем разговариваешь? — послышался голос из комнаты.
— Мам, отстань, — хрипло, вяло отозвалась женщина, — ни с кем.
Зазвонил телефон, стоявший на кухонном столе, и женщина вздрогнула.
— Я сказала, не звони мне больше. Все! — тихо прорычала она в трубку, услышав знакомый голос на другом конце провода. — А как с тобой еще разговаривать? Как?! А потому, что сволочь ты… да… нет… ну, конечно, ищи дуру! Так я тебе и поверила! Все, поиграли, и хватит… нет, я сказала… В кухню заглянула полная пожилая женщина с такими же светлыми короткими волосами.
— Доча, тебе супу разогреть? Там у нас еще суп остался куриный с вермишелькой. Я сейчас есть буду. Ты со мной поешь? — спросила она быстрым шепотом.
— Мам, уйди, я сказала! — рявкнула молодая женщина, прикрыв трубку ладонью.
Пожилая тихо выругалась и скрылась.
— Сколько, говоришь? — Молодая вернулась к прерванному на миг разговору. — Две тысячи? Ага, конечно, ты будешь меня подставлять по-черному, а я молчать за две косушки? За сколько? Будто ты не знаешь? Пять стоит операция, плюс в клинике неделя, мне не меньше шести надо… Пока его не замочили, был другой расклад, совсем другой… Мне дела нет, ты или не ты… Вот только этого не надо, не надо… Я знаю, какой тебе был резон. Ты без выгоды для себя ничего не делаешь… Что — я сама?! А ни фига! Да не ору я!