Петр замолчал, потому что притомился. Монолог готовился, естественно, заранее, как и вся тактика беседы, и нападение Кайафы было запланировано, и удар по мозгам - фигурально выражаясь! - тоже. И удар этот, похоже, сработал славно, Кайафа напуган, котя толком еще не понимает масштаба предполагаемой катастрофы. Одна Вера, одна Религия, да и пусть даже - один Пророк: все это и есть его, Кайафы, атрибуты, все они проверены временем, работают отлично, если каким-то свободолюбивым элли-нам понадобился монотеизм - пожалуйста, возьмите наш, зачем что-то новое заказывать...
Сейчас он скажет: зачем войска, если надо остановить всего одного человека?..
– Но зачем войска, зачем столько шума из-за всего одного галилеянина? Нет человека - пропадет проблема. Так я думаю...
Правильно думает, усмехнулся про себя Петр. Вот, оказывается, когда родилась крылатая фраза про человека и проблему! А может, она рождалась много раз в разные времена и в разных странах, на то она и крылата, чтобы пересекать пространство и время. А усатый грузин из темного прошлого России только подхватил ее на лету...
– Хорошо бы... - мечтательно протянул Петр. - Только вряд ли. Проблема не исчезнет. Она лишь будет отодвинута во времени. На десятилетие. На сто лет...
– Разве мало? - заторопился Кайафа. - Даже десяти лет вам хватит, чтобы найти и обезвредить заговор.
– Такие... - выделил голосом Петр, - заговоры можно только отодвинуть, но не уничтожить. Я же говорил тебе, Кайафа, мысль нельзя убить или просто остановить. Ее можно задержать - на время, но если она родилась, она бессмертна... Хотя ты прав. Задержать - это выход. Пока. И все будет очень тихо, практически бесшумно - ни войск, ни войн... А что ты сказал насчет проблемы?
Кайафа заторопился:
– Нацеретянина можно убить. Это просто. Я не понимаю, почему вы этого сами не делаете. Ты же сказал, что у тебя есть свои люди среди его окружения...
– Мои люди там не для убийства, - усмехнулся Петр. - Они слишком дорого стоят, чтобы использовать их как кувалду. И потом, ты хочешь легкого исхода, а легкий - не всегда верный. Точнее, всегда неверный. Мы - или твои люди - можем заставить нацеретянина исчезнуть. И что с того? Появится другой. Причем быстро, потому что почва в Галили и Иудее отлично подготовлена, вспахана и унавожена. И даже новые чудеса не понадобятся, хотя я тебя уверяю: Они, у этого Иешуа, первый сорт, без обмана. Люди, потеряв ориентир, немедленно должны будут на что-то опереться. И чем проще будет опора, тем лучше, тем она прочнее. Уйдет Иешуа, придет Ешайагу, или Яаков, или какой-нибудь Исав. Мысль о Вере для всех, а не только для избранных, рожденная в Галили, о Вере, которая требует только истово верить, и никаких грубых материальных подтверждений, вроде денег, баранов или голубей, мысль эта возвышенна, легка, практически невесома, а потому ее легко подхватить, пока она не растворилась в воздухе. А раствориться ей не дадут: она слишком хороша, она дорогого стоит, чтобы позволить ей исчезнуть. Это аксиома, дорогой Кайафа. И мои милые соотечественники эту аксиому слишком хорошо понимают.
– Так что же ты предлагаешь?
Петр встал и, раздвинув голые, уже без кистей, без лоз, виноградные листья, увивающие беседку, всмотрелся в ночь. Она была бессветна, только бледная звезда продралась сквозь высокую и плотную ночную облачность, смутно горела в зените. Но это была не Вифлеемская звезда, сезон на Вифлеемскую давно закончился.
– Судить его, - сказал он, обернувшись.
– Судить?! Это значит собирать Санхедрин?.. Нет, невозможно! Семьдесят человек, их всех надо убедить в том, что нацеретянин преступник. Это трудно, потому что он будет вызван на заседание, и все начнут подробно выспрашивать о его вине, а он никогда не сознается, его вина, которая и вправду зыбка, растворится во множестве слов, так часто бывает на заседаниях Санхедрина... Нет, это нереально...
– Может быть, малый состав... - напомнил Петр известное Кайафе.
– И малый следует убедить.
– Малый состав сможешь выбрать ты сам...
– А прокуратор? Он не поверит в вину нацеретянина, он ненавидит нас и назло Санхедрину не утвердит решения...
– Прокуратор - не твоя печаль. И потом, я склонен не торопиться. Раз ты понял наши опасения, раз ты разделил их, то стоит выждать. Повторяю: мои люди следят за ситуацией и утверждают: время пока есть. Начинай говорить с теми, кому веришь: я имеюв виду членов Санхедрина. Потихоньку, не дави, убеждай мягко. Пусть те, кто должен испугаться, - испугаются. А когда плод созреет, мы поможем ему упасть. Более того, раз мы решаем придержать бег событий, ни в коем случае теперь не мешай тому, кого зовут Машиахом. Пусть его популярность растет, пусть люди придут к еще одной простой мысли: незаменимый - незаменим. Пусть он сознательно идет по избранному пути, пусть он ведет за собой людей, чтобы в финале, когда он должен будет показать силу, ее у него не окажется. Да и откуда силы у преступника?
– Но мысль-то останется...