Место полного исчезновения: Эндекит

Думал, думал, но так ничего и не придумал. Не было ни малейшей зацепки.

Васю, похоже, это мало волновало. Потому что он сиял своей пышущей здоровьем физиономией и если и думал о чем-то, то лишь о какой-нибудь женщине в поселке. Скорее всего о новой учительнице, присланной по разнарядке в этакую глушь обучать сразу всех детей, по причине их малочисленности.

Вася устроил дежурному форменный допрос, кто мог иметь доступ к ключам?

Дежурный клялся своим партбилетом и божился по-привычке, что ключи все находятся под пристальным наблюдением, и он, когда выдает даже ключи от кабинетов владельцам, всегда записывает, когда и во сколько ключи получены назад. А шнырю Котову он самолично отпирает двери, чтобы он убирался под его бдительным присмотром.

Игорю показалось, что дежурный врет, но причину его вранья не смог себе объяснить. Вася если и понял эту причину, то Игорю ничего не сказал и ушел, не попрощавшись.

Васильев тоже не счел нужным возвращаться перед светлые очи Дарзиньша и, покинув „крикушник“, отправился в барак, гудевший от обсуждения очередного убийства.

Но у многих было написано на лице полнейшее равнодушие к жизни. Они и жили так, по инерции. Что хорошего ожидало их по выходе на волю, даже с чистой совестью? Вечное недоверие и подозрение, пренебрежение к их нуждам и предоставление только такой работы, от которой все отказываются.

Или опять старая компания и новый срок.

А из строгого был лишь один путь: вверх на север, вниз по течению реки и жизни, в особо строгий режим, каторжный, „полосатый“, где ты уже не человек, а только опасный рецидивист, которого можно ломать и прессовать любыми способами. Невидимое клеймо каторжника жжет тебя и превращает поистине в зверя.

Желая исправить, система еще больше ломает и портит, мастерски превращая обычного хулигана-шпану в матерого и беспощадного „волка“.

К Игорю подошел „шестерка“ из соседнего барака. Игорь видел его в столовой, но не был даже знаком, знал только, что он шустрит на „смотрящего“.

— Канай, Студент на „толковище!“ — сказал он. — Авторитеты тянут.

— Зовут, надо идти! — охотно откликнулся Игорь.

„Вряд ли они меня кличут, чтобы убить! — разумно рассудил Игорь. — Они всегда это могут сделать, не объясняя причин“.

В углу соседнего барака было создано подобие человеческого уюта, явно выбивающегося из правил внутреннего распорядка, но администрация, видно, закрывала на такое нарушение глаза, исходя из высших соображений.

Авторитеты и блатные сидели тесным кружком на двух стоящих рядом кроватях, покрытых цветастыми покрывалами „под бархат“, и пили из литровой банки чифирь, черную, как деготь, жидкость, попыхивающую парком, бережно передавая из рук в руки банку.

— Садись, Студент, — пригласил „смотрящий“, и все остальные сразу же потеснились, освобождая Игорю место напротив „смотрящего“, чтобы удобнее было разговаривать. — „Чифирнешь“ с нами? Угощаю!

„Раз угощают, значит, разговор будет деловой! — решил Игорь. — Отказываться не следует, хотя пить на ночь чифирь — это значит плохо спать всю ночь“.

— Кто же откажется от угощения? — улыбнулся он открыто и безо всякого страха. — Если ничем за это платить не надо.

Он достаточно ясно намекнул „смотрящему“, что своими принципами поступаться не намерен и работать на него не собирается.

— Помочь нам и в твоих интересах! — усмехнулся „смотрящий“. — Пей пока!

Игорю тут же подошла очередь, ему вручили горячую банку с чифирем, которую трудно было долго держать в руках. Он отхлебнул черную жидкость, ощутив уже знакомый кисловато-терпкий привкус вываренного чая, и поспешно передал банку сидящему рядом авторитету.

Банка несколько раз прошла по кругу блатных, включая и Игоря, и пока она не опустела, все были преисполнены благостного молчания, ловили „кайф“.

Опустевшую банку убрали, „авторы“ задымили „косячками“ травки, в основном, анашу курили, и вот только теперь и можно было затевать серьезный разговор.

— Твои интересы в том, Студент, — продолжил „смотрящий“, — что ты был в котельной с Паном и следующим трупом можешь стать ты. Согласен?

— Согласен! — помрачнел Игорь.

„Почему это их заинтересовала смерть фраеров и приблатненных? — подумал Игорь. — Может, тоже догадываются, как и я, что убийца один и тот же?“

И, словно подслушав его мысли, „смотрящий“ заметил:

— Мы с братвой посоветовались и решили, что „козел“, который вашу „семью“ „мочит“, тот же самый, что и наших „корешей“ порезал. Падла буду!

— Я не считаю Корчагина виновным! — сразу же предупредил Васильев, чтобы избежать повторения ситуации, когда он невольно оказался пособником убийц Горбаня. — Его взяли, в основном, потому что надо кого-то схватить, чтобы всегда был под рукой „козел отпущения“.

— Мы его тоже не держим за „мочилу“, — согласился с Игорем „смотрящий“. — Кличка Мочила Деревенская дана в насмешку над фраером. Влипнуть из-за бабы! Для мужика настоящего нет ничего более унизительного. Какие у тебя догадки есть? — спросил он так, что отказать ему в подобной информации было просто невозможно.