Место полного исчезновения: Эндекит

Но тот не обиделся. С ним почему-то никто не хотел общаться, хотя сидел он по «солидной» статье за «наводку» на богатые «хаты». Есть такие люди, с которыми не хочется, как говорится, «сесть рядом по нужде». И среди них, как ни странно, много нормальных и даже хороших людей. Впрочем, и среди тех, к кому душа у всех раскрывается с первого взгляда, есть немало подлецов и пройдох.

— Один мужик часто бывал в гостях в центре города, но перед уходом всегда забывал зайти отлить «на дорожку», — стал рассказывать сменщик. — И бегал в туалет, расположенный неподалеку от дома, куда он ходил. В туалете он всегда встречал одну и ту же старушку-уборщицу. Но вот однажды он был у любовницы на окраине города и так же забыл перед уходом «сходить на дорожку». И нашел ближайший туалет, чтобы срочно отлить. Каково же было его изумление, когда он и в этом туалете увидел ту же старушку-уборщицу. Думая, что он обознался или что она совмещает работу в двух туалетах, мужик подошел к ней и спрашивает: «Простите, это не вы ли работали в центре, в туалете?» «Я! — отвечает старушка. — Уволили меня оттуда. Интриги все, милок, интриги!»

Леговатый весело заржал, и ему сразу же стало легче.

Но тут же выяснилось, что смеялся он совсем по другой причине. Соль анекдота прошла мимо него. А отчего он смеялся, Леговатый тут же и выложил сменщику:

— Хорошо, что ты мне напомнил, — сказал он довольно. — Читал я недавно в газете: маленькой девочке говорят: «Пописай на дорожку». А она спрашивает: «А где дорожка-то?»

И он опять весело заржал.

Сменщик жутко обиделся, обозвал про себя Леговатого «тупицей» и ушел в барак, оставив его в одиночестве.

Правда, в одиночестве тот оставался недолго.

Васильев, воспользовавшись разрешением «смотрящего», развил бурную деятельность, опрашивая свидетелей, которые, по его мнению, могли что-либо слышать или видеть. Но, несмотря на данное разрешение говорить все, что видел по случаям убийств, никто ничего путного сказать не мог.

Дело было в том, что сторожа особенно и не приглядывались к тем, кто входит и выходит, могло статься, что себе дороже, мало ли что может потом произойти. Открывали и закрывали калитку они, в основном, вслепую.

Леговатый встретил Игоря тем более настороженно. Для него все, ошивающиеся возле начальства, представляли потенциальную опасность, которую он нутром чуял, а потому всегда старался таких людей избегать.

— Привет! — легкомысленно поздоровался Игорь.

— Здорово! — нехотя поздоровался Леговатый. — Каким ветром занесло?

Тон его был явно недружественным, но Игорь не обратил внимания на его тон, по-другому в зоне и не разговаривали, все считали себя невинными жертвами режима, а потому и злились на всех и на вся.

— Да вот интересуюсь твоим мнением! — честно признался Игорь. — Что ты знаешь об убийствах?

На зоне все друг другу говорили «ты» независимо от возраста, и никто не обижался. Все были уравнены бесправием. Здесь не имело значения, кто ты, сколько тебе лет и какое у тебя образование.

Здесь все становились «новым образованием» — заключенными, зека! А иерархия была лишь у братвы, у блатных и приблатненных.

Но и они все говорили друг другу «ты». Это была единственная общая привилегия.

— Отвали ты отсель! — злобно прикрикнул Леговатый на Васильева. — С чего это я на старости лет буду стучать?

— Братва мне дала поручение найти убийцу! — разъяснил ему Игорь.

— Я все равно ничего не знаю! — ответил Леговатый. — И так «погорел» из-за «крысы». Он руки лишился, а я должности хорошей.

— Он жизни лишился! — сказал Игорь. — Умер он час назад в больничке. От большой потери крови. Нейрохирурга в зоне нет.

— Да уж! — согласился Леговатый, хотя слово «нейрохирург» ему ничего не говорило. — Голову отрежут, назад не пришьешь.

— Не обязательно ее надо отрезать! — усмехнулся Игорь. — Ты, наверное, слышал, что Ступу повесили? Никакой тебе крови, чисто, по-английски.

— На Руси всегда рубили головы! — зловеще усмехнулся Леговатый. — Не боялись кровушки.

— Вспомнил, как жене отрезал голову? — разозлился Васильев. — Соседа чуть до кондрашки не довел.

— Пусть икается! — злобно и неуступчиво сказал Леговатый. — «Козел», нашел, когда ходить по гостям. Все путем было бы, не нагрянь эта бестолочь ко мне. Сжег бы я болезную, а слушок бы пустил, что уехала она к сыну. А там ищи-свищи!

Васильев понял, что ему здесь ничего «не светит», не будет с ним говорить «по душам» садист-убийца. И не потому, что нечего сказать. Каждый знал хоть малую толику, из которой, как из мозаики, можно было слепить целостную картину. Из чистой вредности.

«Садист — есть садист!» — со злостью подумал Васильев, покидая «швейку».

Леговатый, оставшись в одиночестве, решил воспользоваться советом сменщика и стал вспоминать и пофамильно отмечать тех, кто во время рабочей смены шнырял туда-сюда.