— „Сколько веревочке ни виться, а концу быть!“ Меня, честно скажу, устраивало мое положение, когда один кормил, а другой ублажал. И не скажи мне второй, что он был бы рад, если бы я была свободна, тогда он смог бы на мне жениться, то ничего и не было бы. Я очень ловко обманывала мужа, так ловко, что он и не замечал ничего. Впрочем, даже если и замечал, то тоже умело это скрывал. Не следил за мной, не ревновал, не контролировал. Чего еще надо бедной распутной бабенке? Но эта фраза моего любимого так запала мне в душу, что ни о чем другом я уже не могла и думать. Дело в том, что все материальные блага находились в руках моего официального муженька, а не в руках его матери. Отец, умирая, оставил все ему, а мать не посмела опротестовывать завещание через суд, стыдно было, оставила все как есть. Тем более, что сын ее не обижал, и она пользовалась всеми благами наравне с ним и со мной. А в случае его смерти мы обе становились наследницами. Я это себе сразу же хорошо уяснила. Не помню, говорила ли я своему капитану об этом, скорее всего не говорила, не до того нам было, мы спешили любить друг друга до полного изнеможения. И никаких планов не строили, честно говоря. Потому меня и удивило его пожелание, я его расценила именно так, а как же по-другому, и восприняла надлежащим образом. „Значит, любит, — подумала я, — если хочет быть рядом со мной не два-три раза в неделю, а ежедневно“. И впервые поняла сама, что и я этого хочу до глубины души. Именно видеть его каждый день, каждую ночь, которые я по-прежнему вынуждена была проводить со своим любвеобильным мужем, у которого количество никак не переходило в качество. Но я уже научилась мастерски имитировать бурную страсть и не менее бурный финал, смеясь в душе над ним. Он был на седьмом небе от счастья, что такая красотка от него без ума. И он был прав, только с точностью до наоборот. Я была без ума от ненависти к нему, от такой жгучей ненависти, что, сама не знаю, как ему это не бросалось в глаза. Любовь слепа? Но не настолько же. И я стала его презирать. Представляешь? Я ему изменяла, и я же его презирала! И ничего не могла с этим поделать. А мысль об убийстве запустить под череп, что ежа запустить, колется и колется, покоя не дает. И я постепенно привыкла к мысли, что мужа надо убрать из жизни, но так, чтобы самой не „подставиться“ и наследства к тому же не лишиться. Любовь мужчины крепче, если у женщины что-то есть в загашнике, помимо тела. У одних это — образование и хорошая работа, у других — сила духа такова, что любого мужика уведет от любой жены, как теленка на веревочке. А я была малограмотной красоткой, муж меня не желал отпускать учиться, боялся, что среди многих молодых парней найдется один, который уведет его кралю. Мужик у меня был мастеровой, „золотые руки“, ремонтировал и красил машины так, что у него всегда была очередь желающих на полгода вперед, деньгу зашибал громадную, его отец этим делом тоже занимался, все свои связи, все свое умение передал сыну, чтобы тот пользовался до конца дней своих. Он и пользовался. И конец его был уже близок.