Место полного исчезновения: Эндекит

В конце рабочего дня к нему в кабинет зашел Вася, человек, которому Дарзиньш отдал всю агентуру в колонии к явному неудовольствию своего заместителя, тайного своего недоброжелателя. Дарзиньш перехватил место начальника колонии, которое, по мнению его заместителя, должно было по праву, за многолетние заслуги, принадлежать ему. Он не только не принимал методов Дарзиньша, но и всячески старался ему мешать, чтобы его убрали либо на пенсию, либо в другой лагерь. Дарзиньшу пока приходилось терпеть, но опирался «хозяин» теперь только на таких вот, как Вася, которых он вывел из подчинения своих замов и замкнул только на себя.

— Полковник заявил нашему подопечному, что в бараке «хозяин» только он! — сообщил начальнику колонии Вася.

— Блажен, кто верует! — усмехнулся Дарзиньш. — Его можно на чем-нибудь подловить?

— Естественно! — удивился Вася. — Но пока нам это ничего не даст. Зона взбунтуется по приказу «блатных». Есть другой вариант: завтра Полковник задумал «опустить» вновь прибывшего Павла Горбаня. Еще один танцор ритуального танца «чичи-гага». Парень здоровенный, но против горилл Полковника ему не устоять, «опустят».

— Интересно! — согласился Дарзиньш. — Можно разыграть и эту карту. Пусть твой агент даст нож в руки Горбаня. Какая у него кличка?

— Баня! — улыбнулся Вася.

Они добродушно посмеялись.

— Надо же! — усмехнулся Дарзиньш. — Вот пусть этот Баня и устроит Полковнику кровавую баню. Член ему отрежет, что ли?

И они опять весело загоготали, после чего Дарзиньш достал бутылку водки, пару стаканов и закуску. Выпив по стакану, они разошлись каждый по своим делам…

Игорь Васильев спал как убитый, без тени сновидений. И лишь крепкий толчок в спину и вопль бригадира: «Подъем!» вырвали его из черноты провала в страну Морфея.

Игорь спал на верхней полке, над Паном, который облюбовал себе нижнюю полку «купе». Проснувшись, Игорь не стал валяться в постели и нежиться, кто ему это позволил, а мгновенно спрыгнул с койки на пол, быстро оделся и, не дожидаясь, когда Пан закончит зевать, поспешил из душного и смрадного барака на свежий воздух.

Сбегав в общественный туалет на десять посадочных мест, Игорь быстро произвел весь комплекс упражнений, помогавший ему держать здоровую форму тела, да и духа.

Вялые и сонные зеки неторопливо тянулись в туалет и смотрели на приседающего Игоря с нескрываемым удивлением, как на чокнутого.

Игорь не обращал внимания на их жесты — вертящиеся возле виска указательные пальцы, ему не было дела до товарищей по несчастью, где каждый был за себя, несмотря на объединение в семьи, без которого не выживешь. Но в душе каждый был за себя, душевного объединения у таких изгоев, что противопоставили себя обществу, не бывает.

Времени было мало, надо было еще успеть помыться. Игорь бросился обратно в барак за полотенцем, лежащим под подушкой, вчера вечером у него недостало сил, чтобы помыться перед сном, смыть усталость и картофельную пыль.

У входа он сразу же заметил бригадира, пытающегося разбудить Павлова, который спал лицом вниз и не реагировал на угрожающие крики бригадира.

Тому надоело его тормошить и будить криками, он развернулся и пребольно лягнул Павлова ногой по заднице.

Павлов от удара перевернулся на бок, лицом к бригадиру. Увидев его лицо, и бригадир, и Игорь сразу поняли, что Павлов мертв.

Подушка, на которой он лежал лицом вниз, вся была в кровавых пятнах, а синюшное лицо Павлова яснее ясного говорило, что он задохнулся. Правда, было непонятно, сам ли он задохнулся во сне или кто-нибудь ему помог, помимо его воли. Отсутствие следов борьбы говорило в пользу первого предположения, но Игорь был уверен скорее в обратном. Потому что он сразу же вспомнил фразу, сказанную вчера возле туалета Полковником: «В бараке может быть только один больной».

И только Игорь подумал о Полковнике, как сразу же послышался его тихий голос:

— Что стряслось, «бугор»?

Полковник подошел к мертвому Павлову, оглядел его и сказал, чуть повысив голос:

— Сам задохнулся! Во сне! Всем ясно? Или, может, кто-нибудь что-то слышал?

Нестройный хор зеков уверил его, что никто, ничего и никогда не слышал, не видел.

— Тело-то на мне повиснет! — отчаянно произнес бригадир.

— Не выдержишь? — усмехнулся Полковник. — Ноги ослабли? Одна моя знакомая, когда ей говорили: «Садитесь, в ногах правды нет!» — отвечала: «Особенно весной!» Ты, когда резал горло теще, вспоминал Раскольникова?

— Какого такого Раскольникова? — завопил перепуганный бригадир. — Не знаю я никакого Раскольникова. Ты, Полковник, мне не шей больше, чем было. Тещу замочил, это было, так она меня, сука, поедом ела. Ее не только зарезать, на ремни пустить мало было.

— Не знаешь, а говоришь! — загадочно усмехаясь, произнес Полковник и несильно стукнул Игоря по спине. — Пойдем, Студент, нам по дороге.

Когда они отошли на пару шагов, Полковник сказал, глядя на Игоря прямо и твердо: