Место преступления - Москва

— Ты, Корнеев, счастья своего не знаешь. Ты за Громова держись. Борис Павлович знаешь какой человек… Когда меня уволили, он позвонил, к себе домой позвал. В "Интурист” устроил. Я у них по режиму работаю. Понял? Да я раньше, когда в милиции этой бегал, даже не знал, что такая жизнь есть.

Комаров пил, хвалил Громова, совал Игорю дорогие фирменные сигареты.

И этот ресторан, и пьяный Комаров, и главное — разговор этот непонятный вызвали в Игоре чувство настороженности и неосознанной опасности. Почему, как могло возникнуть это чувство?

Хороший стол, веселые люди вокруг, человек, которого Корнеев знал пятнадцать лет. Но вдруг Игорю все стало подозрительно: и марочный коньяк, и богатая закуска, и пьяный Комаров.

Игорь не пил, а Комаров и не обращал внимания на это, ему словно надо было выговориться, словно оправдаться в чем-то перед Игорем.

Потом к их столу подсел какой-то роскошно одетый грузин, который все время лез обниматься и говорил о дружбе.

Комаров исчез, словно растворился в дымном ресторанном воздухе. Игорю надоел грузин, его разговоры о дружбе и благодарности, и он покинул зал…

Действительно странный день. Тревожное чувство не оставляло Игоря и пока он поднимался на лифте.

Свет на площадке, как всегда, не горел, и Корнеев решил сам сменить лампочку, прямо сейчас же.

Он открыл дверь квартиры и увидел Клавдию Степановну, стоящую на пороге комнаты.

— Ну слава Богу, явился, — она вышла в коридор. — А то тебя человек заждался.

— Какой человек?

— Да грузин, говорил, твой друг.

— А что же он мне на работу не позвонил?

— Звонил он тебе, часов в восемь, а тебя не было. Есть будешь?

— Пока нет, — ответил машинально Корнеев, и внезапно исчезло чувство тревоги, переполнявшее его. Сразу, начисто. Он точно помнил, что с семнадцати до двадцати одного никуда не выходил из кабинета. Даже если бы захотел выйти, то не смог бы, потому что сидел перед ним на стуле арестованный Тохадзе.

— Он, — продолжала соседка, — больно убивался, что тебя дома нет. Посылку тебе привез.

— Какую посылку?

— Да в сумке она у него была, в черной.

— А где посылка?

— Ну он попросился, я ему твою комнату открыла, он вошел и вышел быстро. Спасибо, мол, мамаша, и ушел.

— Клавдия Степановна, он с сумкой ушел?

— С пустой.

— Точно?

— Ну а как же?

Игорь толкнул дверь и вошел в свою комнату. Значит, здесь был человек и что-то спрятал. Что же? И вновь чувство тревоги забилось, запульсировало в нем.

Корнеев подошел к телефону и набрал номер.

— Дежурный по городу подполковник Зайцев.

— Владимир Павлович, Корнеев беспокоит.

— Привет, Игорь, что у тебя?

— Сегодня между 19 и 20, мою квартиру посетил неизвестный человек и оставил в комнате какой-то сверток.

— Да ты что, Игорь? — Корнеев почувствовал, как голос Зайцева зазвенел. — Да ты что?

— Владимир Павлович, я не шучу, примите сообщение и пришлите людей.

— Давай, — голос дежурного стал привычно сух.

— Сегодня, по словам моей соседки Клавдии Степановны Проскуряковой, между 19 и 20 в моей квартире находился неизвестный человек, предположительно грузин, который оставил в моей комнате сверток. В связи с тем, что мною ведется оперативная разработка грабителя Нугзара Тохадзе, считаю, что визит неизвестного связан с этим делом.

— Высылаю группу. Жди. — Дежурный повесил трубку.

— В чем он был одет, Клавдия Степановна, — спросил Игорь.

— В костюме. Костюм голубой такой, с отливом стальным.

Она продолжала говорить что-то еще, но Игорь не слушал ее. Он сел на стул, закурил и еще раз подивился странному чувству опасности, возникшему в нем впервые.

Грузин в ресторане был одет точно в такой же костюм.

Потом приехала группа, появились понятые.

Из шкафа достали три бутылки марочного коньяка ”Тбилиси”, в диване между стенкой и подушечкой лежали пачка денег, пятьсот рублей, и кинжал старинной работы с гравировкой: ”Ты стал нашим братом, Игорь. Семья Тохадзе!”.

”Волга” Тохадзе въехала на улицу Островского. Рядом с Гурамом сидел Кривенцов, сзади еще двое.

Кривенцов первый увидел РАФик городской опергруппы.

— Стой! — крикнул он. — Стой!

Тохадзе с удивлением посмотрел на него.

— Ты чего, Славик, дорогой?

— Все. Езжай отсюда.

— Куда?

— Куда хочешь, идиот. Опоздали мы.

Когда все уехали, Игорь сел писать рапорт на имя Кафтанова. Он писал об этом странном вечере, о звонке Комарова, о грузине, появившемся за столом, о человеке, подложившем взятку.

Ему хотелось рассказать о том, как его обидел Громов, и о стычке с Кривенцовым, и о том, что вообще последнее время творится в милиции.

Но вместо этого он писал сухие служебные фразы.

Закончив писать, он взглянул на часы. Час тридцать. Последний день сентября прошел.

Корнеев усмехнулся и поставил дату.

Кафтанов вошел в кабинет Громова и увидел Кривенцова, сидящего в самом конце длинного стола для заседаний. Кривенцов не встал. И поэтому Кафтанов, игнорируя его, поздоровался только с Громовым.

— Андрей Петрович, — сказал Громов, — я мужик прямой, поэтому ходить вокруг да около не буду. Твоего Корнеева во взятке обвиняют.

— Кто?