Место преступления - Москва

— Догадаться нетрудно. Такие, как Кривенцов, прикрываясь магическим словом с”роки”, смогут оправдать убийцу, чтобы не испортить раскрываемости. Мы разве завод, как можно нам планировать процент раскрытия преступлений?

— Что ты несешь, Игорь…

— А то, товарищ полковник, о чем мы говорим постоянно.

— Ты…

— Я понимаю, — Игорь перебил Кафтанова, — я все понимаю, вам не положено вести такие разговоры с подчиненными, но знайте, Андрей Петрович, придет время, изменится многое. А я верю, что изменится, иначе работать не стоит. И спросят с нас, как же вы могли допустить, чтобы кучка деляг творила беззаконие?

Кафтанов помолчал, потом сказал тихо:

— Значит, ты не хочешь, а я хочу?

— Я этого не говорил, Андрей Петрович.

— Слава богу. Завтра поедешь к Филину.

— Так меня…

— Ты не понял?

— Понял.

— Поезжай и покрути его. Вдруг мудрая уголовная птица скажет нам что-то. Даст понять, кто стоит за делом Тохадзе. Бери мою машину и в Можайск, с колонией я уже договорился.

Как всякий нормальный человек, Игорь не любил бывать в тюрьмах и колониях. Когда он входил в дверь вахты, то почему-то вспоминал старую пословицу: ”От сумы и от тюрьмы не зарекайся”.

И сегодня он ее вспомнил, вернее, услышал подловатотрусливый тенорок. Некий внутренний голос, повторивший ее.

Прапорщик-контролер сверил удостоверение Игоря с заявкой.

— Оружие есть?

— Нет.

— Проходите.

Беззвучно отворилась дверь. Как во сне. Ни скрипа, ни щелчков.

Вот и зона. Обычный военный городок. В центре красивые клумбы звездой, пять лучей-дорожек, посыпанных желтым песком, разбегались по двору.

Здесь штаб ИТУ. Здесь начальство.

Все остальное за вторым забором. Там жилая зона, культурная зона, рабочая зона.

Игоря ждали. У клумбы-звезды стоял начальник оперчасти майор Галкин.

Игорь знал его. Два года назад из Можайского ИТУ бежал Сенькин, известный штопорила по кличке ”Мотыль”. Игорь с ребятами заловили его в Банковском переулке, в подвале винного магазина. Допрашивали Сенькина они вместе с (тогда еще) капитаном Галкиным.

— Привет, — Галкин протянул руку. — Кафтанов звонил. Вообще у нас полагается беседовать в специальной комнате, но для тебя сделаю исключение.

— Филин что, на общих работах?

— Обижаешь. Руководитель ведомственной самодеятельности. Пойдем я тебя провожу.

И снова предзонник. Вахта. Бесшумная дверь. Цепкие глаза прапорщика.

У двухэтажного здания с надписью ”Клуб” они остановились.

— Иди, — сказал Галкин, — мешать не буду.

При входе в клуб висела доска передовиков. Открывал ее портрет Черкасова-Филина. Игоря поразило, что все передовики были подстрижены наголо, один Черкасов сохранил короткую, но прическу.

Корнеев еще раз поглядел на доску, нашел два до слез знакомых лица. И, сочтя это приметой доброй, поднялся на второй этаж. Прошел мимо библиотеки, комнаты игр, читальни. Поднялся на сцену. Никого.

Игорь увидел маленькую дверь с табличкой ”Худрук”. В длинной узкой комнате висели потертые театральные костюмы, в основном мужские: вытертые фраки, старые пиджаки, неведомые мундиры. Правда, было и несколько женских платьев с грязными оборванными кружевными подолами.

— Есть здесь кто? — Громко спросил Игорь.

— А кто нужен?

Из-за старого тряпья появился Филин.

— Батюшки, Игорь Сергеевич. Вот уж не ждал. Неужели ко мне?

— К вам, Анатолий Степанович.

— Хотите извиниться за своих коллег, подсунувших мне кассету с порнухой?

— О сем, Анатолий Степанович, мне ничего не ведомо.

— Верно, и на вас зла не держу. Прошу, я как раз чаевничать собрался.

Комната эта оказалась не такой уж маленькой. В глубине из старых декораций были отгорожены апартаменты Филина.

Здесь было все: окно с видом на спортивную площадку, холодильник, кровать, стол.

Да и Филин не похож был на зека. Ой не похож. Красивая темно-серая трикотажная рубашка на трех пуговицах выглядывала из-под синей арестантской робы. Да и роба эта была слишком новая и отутюженная. Темные брюки и кожаные домашние тапочки.

Лагерь есть лагерь. А в нем есть блатной авторитет. И ничего пока с этим сделать нельзя.

В углу на тумбочке совсем по-домашнему засвистел чайник.

Филин поколдовал с какими-то пакетиками, залил заварочный чайник. Потом достал из тумбочки хлеб, а из холодильника пеструю банку голландской консервированной ветчины.

— Не откажите, Игорь Дмитриевич. Стол, конечно, скромный, но…

Игорь смотрел на ветчину, которую пробовал всего пару раз в жизни. Ему ее давали в праздничном заказе. Он не удивлялся, способность эта покинула его уже давно. Все сместилось. Перемешалось, словно в огромном миксере. Утратило цвет. Потеряло признаки. И он пил крепкий, душистый чай. Кстати, кажется, запрещенный в колонии. Потому что именно он является основой дурманящего напитка ”чифирь”.

Он ел бутерброд с ветчиной, потом в блюдечко ему положили прекрасный малиновый конфитюр.

— Игорь Дмитриевич, — Филин поставил чашку, — конечно, мне приятно, что вы приехали в Можайск повидаться со мной. Но есть же и другая причина?

— Есть, Анатолий Степанович.

— Вы знаете, что я никогда не закладываю.

— Да.

— Тогда слушаю.

— Тохадзе.

— Игорь Сергеевич, мы с вами знакомы давно. Я к вам, ей богу, отношусь с уважением.