— Ты пугаешь нас? — так же тихо спросил Гольдин.
— А зачем мне вас пугать? — засмеялся Филин. — Я бабки подбиваю. Теперь, что касается последнего дела. Рома, я знаю, сколько на доллары стоит центнер сырца. Так вот, времени у меня нет. Давай половину, и разошлись красиво.
— У меня здесь нет таких денег. Давай я их тебе в Америке отдам.
— Рома, друг мой, в Штатах я у тебя копейки не получу. Товар нужен? Значит, достанешь. Срок три дня.
Когда они выехали из дачного поселка, Гольдин попросил остановить машину.
— Давай покурим.
— Я же не курю, — удивился Лузгин.
— Тогда со мной за компанию воздухом подыши. Теперь ты понял? — Гольдин щелкнул зажигалкой.
Огонек на секунду вырвал из темноты его лицо.
— Ты понял, — продолжал Гольдин, — что значит с уголовниками связываться?
— Отдай ему деньги, Роман.
— Полмиллиона?
— Да.
— Да это все, что у меня есть. А потом они в Манхэттене, а я здесь.
— Я могу достать такую сумму.
— Ты сумасшедший, Сергей. Ей-богу, сумасшедший.
— Но ведь миллионное дело может сорваться.
— Да, если мы отправим товар в Штаты, то заработаем десять миллионов минимально.
— Так в чем же…
— А в том, — перебил Лузгина Гольдин, — что этот урка на нас, как хомут, теперь висеть будет.
— Так что ты предлагаешь?
— Есть мысль. Поехали в Москву, у первого телефона-автомата остановишься.
Серый приехал на Патриаршие пруды не один. Спрятался за табачный киоск Саша-Летчик.
Черт его знает, что этому Гольдину нужно. А вдвоем они спокойно отобьются. Хоть и поздновато было, а народу у прудов много.
Тепло. Пенсионеры еще не закончили своей прогулки, собачники, молодые пару скамеек облепили, ревели магнитофоны.
Жила Москва. И страшновато, и не сытно, и тревожно. Но люди шли вечерком к воде, к деревьям, как и прежде.
Гольдина Серый заметил сразу же. Роман торопливо шел по аллее.
Поздоровались. Помолчали.
— Где бы поговорить? — сказал Гольдин.
— Есть дело? — поинтересовался Серый. Он сразу заметил, что не в себе немного этот человек из-за океана.
— Если его так назвать можно. Просто хочу тебе посоветовать, как не попасть в тюрьму.
— Куда? — усмехнулся Серый.
— Недалеко отсюда, десять минут езды, в Бутырку или чуть подальше, в Лефортово.
— Шутите, Роман Борисович, — голос Серого чуть сел.
— А ты заметил, что я никогда не шучу?
Серый молча кивнул.
— Тогда пошли с этого праздника жизни. Я бы сам с тобой на лебедей полюбовался. Но время. Нет его у тебя.
— Здесь рядом кооперативное кафе "Московские зори”…
— В Козихинском? Так там не поговорить, народу много.
— На улице столики. Их после семи не обслуживают, а в кафе сейчас своя тусовка.
— Пошли.
Они прошли мимо кафе ”У Маргариты”. Там начиналась ночная тусовка. Молодые парни и девки, о профессии которых спрашивать было не надо.
Увидев Серого, все замолчали, как солдаты при виде генерала.
Замолчали и расступились почтительно. Дорогу освобождая. Это пока были рекруты рэкета, новобранцы фарцовки, ученики разбойников.
— До чего же эта перестройка Москву испохабила, — с горечью сказал Гольдин. — Ну просто сил нет.
— Не нравится? — усмехнулся Серый.
— Не нравится. Раньше как было — мухи отдельно, котлеты отдельно.
— Да нет, они в мастях разбираются.
— Я не о мастях, а о людях, которые здесь живут.
”Московские зори” уже погасили огни.
Они поднялись по ступенькам, прошли чуть направо и сели на вкопанные в землю пни.
— Ишь, вкопали, чтобы не унесли, — закрутил головой Гольдин.
— Так что, Роман Борисович? — Серый закурил.
Огонек зажигалки вырвал из темноты его прищуренные, настороженные глаза.
— Слушай меня и ответь. Ты знаешь, где товар?
— А зачем вам?
— Я же не спрашиваю, где.
— Логично. Знаю.
— Ты можешь его перепрятать сегодня ночью?
— Если нужно.
— Не то слово.
— А что такое?
— Завтра Филин нас ментам сдает.
— Нет, — Серый засмеялся, — ну слава богу, а то вы меня, Роман Борисович, напугали. Давайте я вас отвезу, а то в вашем прикиде по Москве ночной шастать опасно.
— Значит, не веришь. А ты знаешь, что через три дня он в Америку улетает, у него уже паспорт со всеми визами.
— Ну и что?
— А то, что паспорт этот он сегодня получил и выпустят его только при условии, что он нас сдаст.
— Роман Борисович, вы уж меня простите, может, в Нью-Йорке вы и авторитет, а в Москве вы вроде тех, что у кафе были. Не вам Филина судить, с ним можно только на толковище говорить. Он же самый крупный авторитет.
— Серый, я, конечно, так глубоко в московскую блатную жизнь не погружался, но тем не менее вы на меня работаете, а не я на вас.
— Это как сказать.
— А как хочешь, так и говори.
— Роман Борисович. — Серый бросил сигарету, и она, словно звездочка, упала в темноту кустов. — Зачем вы чернуху несете на Филина? Ведь он узнает, вы в Москве-реке свой покой найдете.
— Лопушок ты, Серый, хотя, видать, в законниках ходишь. Или еще звание это почетное не получил?
— А я туда и не лезу. На зоне у меня авторитет есть. Две ходки за спиной…
— Через три дня он улетает…
— Роман Борисович, он же через мою знакомую бабу билеты берет, мне проверить, раз плюнуть.
— Плюнь.
— Не понял.
— Проверь.
Серый встал, споткнулся о какую-то корягу, выматерился сквозь зубы и выскочил из темного закутка.