Место преступления - Москва

— Нам нужно узнать вот что. Хилковский машину вам пригнал?

— Я за нее заплатила зеленым другом.

— Долларами, что ли?

— Да.

— Эта часть вашей жизни меня не касается. Кто у вас машину угнал?

— А ее не угоняли.

— Не понял.

— Ее отняли.

— Кто?

— Сволочь одна, Сашка Манцев, мы когда-то с ним в школе учились. Потом он в летное училище подался. Там натворил что-то. Его на пять лет посадили.

— У него есть татуировка?

— Да. Три звездочки на правой руке.

— Вы знаете, где он живет?

— Да. Армянский, шесть, квартира восемь.

— Вы так смело говорите. Не боитесь? — спросил Кафтанов.

— Устала я бояться. Сначала он с бригадой девочек у "Интуриста” грабил. Не долю, как другие, а почти все отбирал. Избивал нас страшно. Потом, когда я с этим делом завязала, сниматься стала для журналов, он опять возник. Сволочь. Насильник…

— Успокойтесь.

— Да я спокойна. Он ко мне пришел, ключи забрал и угнал машину. Сказал, пикнешь — пришью.

Саша-Летчик спустился, вышел на улицу ровно в восемь.

У подъезда уже стоял большой армейский фургон.

— Ты Летчик? — спросил парень в пятнистой военной форме.

— Ну.

— Куда ехать?

Саша обошел машину, заглянул в кузов. Там сидели еще двое.

— Поехали. — Он сел в кабину.

Через полчаса машина въехала в Козихинский переулок, свернула под арку напротив кафе "Московские зори" и остановилась у подъезда.

Саша позвонил в дверь на первом этаже.

Ему открыл заспанный лохматый парень в очках.

— Забираешь?

— Да.

Летчик вынул из кармана пачку денег, протянул хозяину.

Машину загрузили быстро.

Через час они уже были в Салтыковке. Остановили машину у дачи, обнесенной высоким забором. Охранник в пятнистой форме открыл ворота, и машина скрылась.

За столом у Кафтанова сидели оперативники и командир ОМОНа.

— Итак, мы взяли объект на выходе из квартиры, — докладывал старший группы наружного наблюдения. — Он встретился с человеком, одетым в ”афганку”, поздоровался, и они уехали на машине, военном крытом грузовике номер МАН 37–16. Машина принадлежит СП ”Антик”. В Козихинском переулке остановились у дома номер четыре, взяли груз, десять брезентовых мешков. Потом проследовали в Салтыковку. Там машина въехала на территорию дачи, ранее принадлежавшей арестованному замминистра торговли Кузину, нынче приобретенной все тем же ”Антиком”. За дачей ведется усиленное наблюдение.

— Понятно. Спасибо. — Кафтанов помолчал. — Что у тебя, Корнеев?

— Груз они брали из мастерской фотохудожника Елисеева. Он за тысячу согласился, чтобы мешки полежали у него. Что в них было, он не знал. Но специфический запах позволил экспертам определить, что прятали там опий-сырец.

— Дачу блокировать. — Кафтанов встал. — Я сам буду руководить операцией.

Дача больше на крепость походила. Ворота стальные, забор с колючей проволокой по гребню, прожекторы на всех четырех углах.

ОМОН и оперативники плотно обложили ее, никто не мог незамеченным уйти.

Ждали темноты.

— Штурмовать придется, — сказал Корнеев.

— Ничего. — Кафтанов еще раз в бинокль осмотрел дачу. — Станет темно, мы свет врубим.

Время тянулось долго и измерялось теперь количеством выкуренных сигарет.

Ближе к вечеру, когда сумерки начали спускаться на лес, приехал ”мерседес” Лузгина, а чуть попозже наемная ”вольво”.

Наконец совсем темно стало. Зажглись огни на даче, вспыхнули прожекторы.

И тогда Кафтанов скомандовал по рации:

— Свет.

Погасли прожекторы, и все погрузилось во тьму.

— Начали, — спокойно, даже слишком, сказал Кафтанов.

Бесшумно бросились к забору бойцы ОМОНа.

Секунда, и крюки ”кошек” впились в гребень забора.

Еще несколько минут, и запищала рация. Старший сообщил, что группа захвата на территории.

— Действуй, — приказал Кафтанов и, повернувшись к Корнееву, сказал: — Пошли, Игорь.

Они еще не успели дойти до ворот, как они распахнулись.

Взревели моторы машин, две ’’Волги” и два микроавтобуса ворвались на территорию.

— Мы с тобой, Корнеев, — начальник МУРа сунул рацию в карман, — к шапочному разбору успели.

Хлопнул одинокий выстрел. Потом кто-то закричал истошно.

На огромном участке кроме дома еще одно строение было, двухэтажное, фабричного типа.

Мимо молодцов в пятнистой форме, мимо машин и разгоряченных схваткой они прошли в дом.

В холле на полу лежали двое с выкрученными за спину руками, наручники намертво сковали запястья.

Стеклянная разбитая дверь. Гостиная с камином, в котором догорали дрова.

У стены с поднятыми руками стояли Гольдин, Лузгин, Новиков, Штиммель и Саша-Летчик.

Они с ужасом глядели на стволы автоматов, на омоновцев в бронежилетах, на оперативников с пистолетами.

— Ну вот и все, — сказал Кафтанов, — давай, Корнеев, ознакомь их с постановлением прокурора и начинай обыск.

До чего же долго он не был дома. И комната его в старой коммуналке показалась ему самой уютной и тихой.

Шумело за окном вечернее Замоскворечье. Знакомая зеленая земля его детства.

Игорь снял пиджак, скинул наплечные ремни с кобурой и пошел на кухню ставить чайник.

Потом он бросил в стакан две ложки растворимого кофе, достал из пакета купленные у метро чебуреки и включил телевизор.

И с синего экрана вошел в комнату Борис Павлович Громов в полном сиянии прокурорского мундира.