Место (СИ)

Иногда оттуда, из-за деревьев, доносились какие-то подозрительные шорохи, скрипы или даже словно бы вздохи, наполненные бесконечной печалью. Евгений в ужасе замирал на месте со своим копьем; включать мобильник он больше не осмеливался, опасаясь выдать себя, да и, по правде говоря, слабенький конус света делал окружающую тьму еще непрогляднее и страшнее. «Это просто ветер», — говорил себе Дракин, хотя никакого ветра не чувствовал. Он уже не раз успел пожалеть о том, что ушел от трамваев. Умом он понимал, что там опасно, но в то же время они были последней ниточкой, связывавшей его с привычным миром. Не считать же таковой эти рельсы, которые на самом деле и не рельсы вовсе…

Внезапно откуда-то слева раздался совершенно другой звук — не то громкие отчаянные рыдания, не то, напротив, истерический хохот. Евгений аж присел на месте; его сердце пропустило удар, а потом заколотилось так, словно стремилось разорвать грудную клетку. Невозможно было представить, чтобы подобные звуки издавало животное — но еще труднее было представить, чтобы они вырывались из груди человеческого существа…

Рыдающий хохот длился, наверное, минуты две, хотя практически вжавшемуся в землю юноше показалось, что прошло гораздо больше времени. Единственным утешением было то, что источник звука, судя по всему, находился все-таки не рядом, а, как минимум, в нескольких сотнях метров. Впрочем, Евгений ни в чем уже не был уверен. Он лишь стискивал свой обломок поручня, не замечая боли в судорожно сжатых пальцах.

Затем все стихло так же внезапно, как и началось. Евгений недоверчиво вслушивался в ночную тишину, боясь пошевелиться.

«Трус, — сказал он себе наконец. — Наверняка это всего-навсего какая-нибудь местная птица. Охотящийся хищник не станет так голосить, распугивая добычу…»

Но, несмотря на это разумное соображение, когда он все-таки распрямился, то понял, что его коленки дрожат. Он чувствовал, что охотящиеся хищники — это еще не самое страшное, что можно встретить в ночном лесу. Во всяком случае, в этом лесу. И что идти вперед ему совсем-совсем не хочется.

Впрочем, идти назад и снова встречаться с тем… деревом ему хотелось ничуть не больше.

Все же он заставил себя двинуться в прежнем направлении, стараясь производить еще меньше шороха и периодически отцепляя от штанов колючки. «Скоро рассветет, — убеждал он себя. — Растениям необходим свет для фотосинтеза. На деревьях есть листья, значит, солнце здесь все-таки бывает. Ночь вот-вот кончится…»

Вместо этого кончились рельсы.

Место было ничем не примечательным — никаких признаков станции, другой дороги или иных искусственных сооружений. Но рельсы здесь попросту уходили в землю, и все. Трава и кусты окончательно смыкались над теми местами, где они должны были проходить, и дальше, уже буквально в трех метрах, сплошною стеной высился лес — такой же черный и непроглядный, как и по бокам.

«Приехали», — мрачно сказал себе Евгений. Он снова включил мобильник и присел над тем местом, где кончались пути, надеясь разглядеть хоть что-нибудь полезное. Но аппаратик пикнул и погас, окончательно исчерпав свой аккумулятор.

Ничего не оставалось, кроме как развернуться и брести назад сквозь все ту же ночную жуть. В такую пору и в самом обыкновенном лесу человек чувствует себя не слишком уютно — что уж говорить про этот, находящийся неведомо где и населенный неведомо кем… Вместе с тем, если прежде страх, хотя и колол изнутри живот холодными льдинками, в то же время насыщал кровь адреналином и гнал Евгения вперед, то теперь на юношу навалилось иное чувство — вязкого, бесконечного кошмара, свинцовой безнадежности, какая обычно бывает только в тяжелом, мутном, нецветном сне. Ему казалось, что он так и будет шагать и шагать во тьме по этим призрачным рельсам и никогда не выйдет не то что в нормальный мир, но даже к трамваям. Просто рельсы в эту сторону оборвутся так же внезапно, как и в ту, оставляя его без всякой помощи и надежды посреди бескрайней ночной чащи… А может, не будет и этого, просто рельсы так и будут тянуться в бесконечность, и он будет идти, пока не свалится от усталости, жажды и голода. Кстати, эти чувства и впрямь уже давали о себе знать. Сколько он уже отшагал, сперва туда, потом обратно? Ему казалось, что он давно уже должен был выйти к тому кошмарному дереву на путях; теперь он уже одновременно боялся и хотел этого. Вновь лишившись источника света, он опять не мог разглядеть стрелки на своих часах. Да и идут ли они, или снова встали? Он поднес часы к уху. Нет, кажется, тикают…

Потом он увидел то самое дерево. Вроде бы он долго готовил себя к этой встрече, и все же оно выступило из темноты внезапно. Евгений вздрогнул, различив во мраке раскоряченный силуэт. У него даже мелькнула мысль, что это, возможно, другое дерево, хотя другого похожего на этих путях не было — но кто и за что мог поручиться в этом мире?