Сознание пыталось погаснуть, избавить меня от восприятия этой немыслимой боли. Тьма сгущалась. Сердобольная тьма, готовая хлынуть внутрь, наполнить меня и дать покой…
Я отгонял её так же, как гнал Чёрную Гниль. До последнего, стиснув зубы, теряя всё, но — не сдаваясь.
Жизнь — это боль. Всегда — боль. Если боли нет — значит, ты не живёшь. Какой бы конченый псих ни создавал все миры, населённые разумными существами, он в основу всего положил именно такой закон. И пусть я ненавижу этот закон — я его
Мега-ёжик взвыл. Значит, он ещё жив пока. Значит — пора!
Я сжал кулак…
В этот раз тональность взрыва была иной. К ней добавилось кое-что мясистое. И вдобавок к куче строительного мусора, на меня обрушился поток потрохов убитой твари.
Под этим напором я не выдержал. Ноги задрожали и соскользнули. Я падал и, кажется, смеялся, потому что чувствовал себя как главный герой «Побега из Шоушенка», когда он вываливается из канализационной трубы и стоит под дождём.
Я вытянул руки и что-то поймал. Что-то такое важное и прекрасное…
Удар.
Боль перешла за все мыслимые пределы. Я уже не воспринимал её. Я видел только Сердце Красавицы, которое держал в руках над собой.
Руки дрожали. Я не чувствовал пальцев. И не мог крикнуть.
— Пасуй мне, я открыт! — В поле зрения возник Сайко, схватил камень и исчез.
Кажется, я заплакал.
Чувствовал что-то мокрое и тёплое, что текло по лицу. Хотя, возможно, это была кровь той здоровенной хреновины, что я прикончил наверху.
Я видел над собой отверстие, видел, как оттуда что-то лезет. Свет наверху померк, закрытый телами. Слышалось клацанье металла о бетон… К нам спешили нюхачи.
Я шевельнул губами.
Алеф возникла надо мной, её лицо перекошено от ужаса. Она закрыла собой опасное зрелище, и так велик был соблазн смириться с этим, но…
Я кашлянул кровью и вспомнил, как кашляла кровью она в моём видении. И что-то внутри меня починилось, собралось с силами, чтобы смогли родиться внятные звуки.
— Гайто, — просипел я. — Гайто!
Алеф отстранилась.
— Гайто! — крикнула она. — Ей ты не нужен сейчас, иди сюда, Крейз зовёт!
Вечность. Топот ног. И — лицо Гайто. Таким могло бы быть лицо демона войны.
— Чёрт, Крейз… — Он оценил мои повреждения.
— Верх, — шепнул я. — Верх!
Гайто поднял голову и выругался.
— Тащи его отсюда! — рявкнул он на Алеф и широко расставил ноги, сжал кулаки.
Меня потащили. Я закрыл глаза, когда увидел, как из глаз Гайто вверх ударил поток плазмы. Нет зрелища более успокаивающего. И нет более прекрасных звуков, чем визг заживо горящих в шахте порождений Гнили.
Но отключиться не получилось.
Мозг тяжело, со скрипом, но упорно анализировал ситуацию.
Кто-то сейчас вскрывает Лин грудную клетку — это хорошо. Где-то Сиби, которой досталось пусть меньше, чем мне, но тоже неплохо. Илайю уволок Ликрам.
Мы — в туннелях, контуры которых не закрыты. На нас в любую секунду может обрушиться нечисть. Что она, собственно, и делает сверху.
Получится ли у нас тут, на месте, собраться с силами и пробраться к лифту? Вряд ли. Значит, вариант один.
— Надо уходить, — сипло сказал я. — В жилую часть. Там двери…
Да, там можно занять хоть какое-то подобие обороны. Собраться с силами, насколько это возможно без жратвы.
— Пока не закончат с Лин — никуда не пойдём. — Алеф уже катала по мне солнышко. — Лежи, не дёргайся даже мысленно.
— Ты не хотела идти со мной…
— Крейз, я объяснила, Лин…
— Ты сказала, что лучше умрёшь, чем будешь терпеть боль.
— Это было тысячу лет назад.
— Да… Ты — пошла со мной. — Я улыбнулся. — Прости, что… не сдал… вовремя…
— Ты сделал то, во что верил. И это всё равно ничего не изменило, Крейз…
—
Погасло солнышко. Алеф уставилась мне в глаза. Она была… в ужасе.
— Крейз, о чём мы говорим?
— Понятия не имею.
— Я как будто… Словно это был объединённый режим. Я не знаю, кто говорил вместо меня.
— И я не знаю.
Она наклонилась надо мной, её волосы заслонили мне периферическое зрение.
— Но ты ведь тоже видел это? — допытывалась она. — Видел? Мы были вместе, и я умирала — у меня дома, в нашем семейном особняке.
— Я видел нашу общагу, универ…
— Ты нёс меня куда-то. И Хирург был там. И ещё эта…
Я хотел подсказать имя, но так получилось, что мы произнесли его одновременно:
— Нилли.
И уставились друг на друга.
— Крейз, что происходит… с нами?..
То, о чём говорила Хранительница.
Что-то рвалось сюда, в эту реальность, извне. Что-то, чему не было здесь места. Что-то, чему не найти объяснения, пользуясь тем мышлением, которое есть у нас сейчас.
Всё вертелось и размывалось, как будто на нас воздействовал крикун или другой Мальстрём.
Свет погас на пару секунд.
Вскрикнула Алеф.
Кто-то тихо выругался, и лампы зажглись снова.
— Готово, — услышал я дрожащий голос Райми. — Это было охренеть как отвратительно, я постараюсь забыть об этом как можно скорее, но — готово!
— Вы только послушайте эту наглую сучку. — Голос Сиби был вообще едва слышным, но он — был. — Ей на халяву дали пощупать грудь, а она ещё и жалуется.
— Гайто, что там? — Голос Данка.
— Ничего хорошего. Рвутся.
Звук, с которым плазма испепеляет всё на своём пути.