Место третьего (СИ)

По правде говоря, Рицке уже с минувшей весны полагается учиться в Гоуре, но в связи с моей деятельностью, отпускать его туда сейчас было бы слишком безрассудно. Поэтому я решил сделать всё возможное, чтобы затормозить этот процесс. Так что мне исключительно повезло, что я первым наткнулся на это письмо.

Смяв все бумажки, отправляю их в мусорное ведро вместе с диском. И только собираюсь поставить чайник, как в дверях кухни появляется Рицка.

— Сэймей, ты одет… Куда-то уходишь?

— Да, извини, вызвали на работу. Ужинал? Чай будешь? Тогда прибери на столе.

Пока я завариваю чай, Рицка относит всю корреспонденцию в коридор и принимается протирать столешницу. Собрав крошки в ладонь, он подходит к мусорному ведру и замирает.

— Сэймей, тут какой-то диск. Что это?

— Рекламная акция. Спам выбрался из киберпространства и атакует наш почтовый ящик.

Не услышав даже усмешки, я оборачиваюсь и дёргаюсь вперёд: Рицка уже сидит на корточках возле ведра, держа в руках выброшенный мною конверт.

— Рицка!

Я пытаюсь выхватить у него их рук смятый конверт, он отшатывается, тогда я вцепляюсь в его запястье и с силой тяну на себя.

— Сэймей, тут моё имя! Это моё письмо!

— Отдай! Я же сказал: это просто реклама.

— Но… Ай! Сэймей, мне больно!

Я встряхиваю его руку, конверт падает мне на ладонь из разжатых пальцев. Смяв в тугой ком, снова забрасываю его в ведро, крепко завязываю мусорный пакет и выношу в коридор. Когда возвращаюсь, Рицка сидит на полу, растерянно массируя запястье.

— Прости, кот, — вздыхаю я. — Просто… не нужно вытаскивать из ведра всякий мусор.

— Мусором его сделал ты, — говорит он, поднимая на меня блестящие глаза. — Это было моё письмо. Почему ты его выбросил?

— Если бы писал кто-то из друзей, я бы непременно отдал письмо тебе. Но действительно прислали рекламу. Наверное, ты слишком много сидишь в Интернете.

Рицка не отвечает, только обиженно всхлипывает и встаёт. Я протягиваю к нему руку, но он шарахается.

— Рицка…

— Ты лжёшь мне, — шепчет он, глядя в пол.

И от его тона, такого изумлённо-неверящего, становится по-настоящему мерзко.

— Сэймей, ты дома! — в кухню входит мама. — А что, уже уходишь? Я же приготовила твой любимый салат и цуккини.

Не замечая, что мы стоим по разным углам кухни, она подходит к холодильнику, достаёт пару контейнеров и включает плиту.

— На работе всё в порядке?

— Спасибо, всё хорошо, — отвечаю я, глядя по-прежнему на Рицку.

Решив, что со мной разговор окончен, а маму он не интересует, Рицка направляется к двери, но мамин голос его останавливает:

— Рицка, ты не ужинал. Будешь цуккини?

Как ни неприятно ему сейчас наше общество, Рицка опускает Ушки и тихо отвечает:

— Да, мама, буду.

— В самом деле? Ты же не любишь кабачки.

— Зачем же ты тогда приготовила то, что он не любит? — спрашиваю я.

— Я… люблю кабачки, — возражает Рицка, задумавшись явно о другом.

У мамы по лицу проходит судорога. Так бывает всегда за секунду до приступа. Ещё до того, как Рицка договаривает, я успеваю броситься вперёд, чтобы оказаться между ним и мамой. А в голову уже летит тарелка, отбить которую мне удается лишь каким-то чудом.

— Мой Рицка не любит кабачки! Ты не мой Рицка! Ты чудовище! Проклятый оборотень!!!

Мне удаётся прервать полет и второй тарелки и даже поймать стакан.

— Мама, хватит! Прекрати немедленно!

Рицка сползает по стене на пол и закрывает голову. Я развожу руки в стороны, чтобы даже малейший осколок не достал его. В такие моменты жалею, что не могу выкрикнуть что-то вроде: «Щит!» или «Непреодолимый барьер!», — и уберечь Рицку от шрапнели из битого стекла.

Мама хватает вилки. Выбрав момент, подскакиваю к ней, скручиваю руки на груди и держу так, пока она не перестаёт дёргаться.

— Мама, ну хватит, прошу тебя. Успокойся, ты его пугаешь. Это твой Рицка, твой, всё в порядке. Перестань.

Мама безвольно повисает у меня на руках, утыкается лицом мне в плечо и начинает завывать.

— Что такое? Я слышал крики.

— Маме снова нехорошо, — отвечаю я, передавая отцу вялое тело, едва двигающее ногами.

Отец доводит маму до порога, здесь она слабо отталкивает его руки и, пошатываясь, бредёт к себе в комнату.

— Так не может больше продолжаться, — шёпотом говорю я, провожая её глазами. — Ей нужна помощь.

— С ней всё в порядке, — так же тихо отвечает отец. — Она просто расстроена.

— Расстроена? Она чуть не убила Рицку!

— Говори тише. И не преувеличивай. Никто никого не хотел убить. С Рицкой всё нормально, он всего лишь напуган.

— Отец, её нужно положить в клинику. Она же ненормальная.

— Не смей! — шипит он, поднимая трясущийся палец к моему лицу. — Не смей говорить такое и даже думать! Ни на ком из моей семьи никогда не будет этого клейма позора.

— Тебе доброе имя важнее, чем безопасность собственного сына?!

— Не смей, я сказал! Иди лучше и успокой Рицку. Не желаю больше слушать об этом!

Отец поднимается наверх, в свой кабинет, а я возвращаюсь на кухню. Рицка уже немного пришёл в себя и теперь медленно, словно в трансе, складывает в ладонь крупные фарфоровые осколки.