— Хорошо. А второе я постираю, завтра наденешь.
Старушка хватает из ящика на этот раз тёмно-синее кимоно и с проворством, которое всегда было ей присуще, спускается на первый этаж. Завидев её, Нисей тут же вскакивает с дивана и кланяется. Уже четвёртый раз за этот час.
— Сенсей.
Накахира снова кривится и отводит глаза.
— Ну как, Нисей-кун, удобно расположился?
Проходя, она мимоходом гладит его по голове. Нисей довольно жмурится, как здоровенный сытый кот. Накахира закипает всё больше. Мне смешно.
Ну кто же знал, что Акаме у нас, оказывается, был отличником по системной физике! Когда я вчера вечером сообщил ему, что мы отправляемся к Чияко, он аж засиял, но ничего не сказал. Причину его восторга я понял, лишь когда мы прибыли.
Вариант пожить у старушки я рассматривал только как крайний и не хотел без надобности к нему прибегать. Тем не менее, когда мы с Нисеем, воняя бензином и гарью, вернулись в бункер, параноику Хироши понадобилось всего полчаса, чтобы убедить меня убраться из Токио немедленно.
Весь остаток дня я потратил на то, чтобы дозвониться до Чияко, но из динамика лилась одна и та же песня: абонент недоступен, недоступен, недоступен… Последнюю печальную весточку о Чияко я получил полтора года назад от Накахиры, позвонившего во время выпускного. И хоть за это время со старушкой могло случиться что угодно, я решил проверить лично и известил Нисея, что с утра мы направляемся в Яманаси.
Дверь нам открыл Накахира: и удивлённый моим внезапным приездом, и страшно злой одновременно. Злость его заметно приукрасилась обидой, стоило мне только представить Нисея. А потом к нам спустилась Чияко, и про Накахиру все тут же забыли.
Я не стал рассказывать старушке больше, чем нужно. Ограничился только новостью, что со вчерашнего утра значусь мёртвым — и виной всему Луны. А сейчас мне было бы очень кстати схорониться на какое-то время. Судя по лицу Чияко, она не слишком удивилась: наверное, предчувствовала, что во что-то такое я рано или поздно вляпаюсь. Поохав для видимости, она показала нам наши спальни, велела Накахире приготовить завтрак и пошла наверх искать мне домашнюю одежду. Всё это время Нисей жался в гостиной на диване и каждый раз при виде Чияко радостно вскакивал.
Глубоким вечером, после долгих разговоров и взаимных расспросов о жизни и здоровье, оказавшись наедине с Нисеем в моей спальне, я наконец стаскиваю с себя липнущий к телу и пахнущий старостью шёлк, швыряю в кресло, а сам с удовольствием облачаюсь в простую хлопковую юкату.
Нисей, расположившийся с ноутбуком на полу, сочувственно наблюдает за мной.
— Почему ты не сказал ей, что не любишь кимоно?
— Она бы не стала слушать. У неё проблема с восприятием иных точек зрения. К тому же в наших интересах немного ей подыграть. Пока что это место кажется мне наиболее безопасным.
— Да, лицедейство она всегда любила, — хмыкает Нисей.
— А сам-то.
— А что? Я искренне люблю нашу бабусю. Она славная. Она меня многому научила... О… — вдруг осёкшись, он привстаёт и кидает ноутбук ко мне на постель. — Понеслась, Сэй.
С экрана на меня смотрит собственная хмурая фотография из школьного дела. Бегло пробежав глазами по строкам заметки, узнаю, что был сожжён вчера ранним утром прямо в классе. Ещё выясняю, что мне почему-то уже семнадцать, хотя до дня рождения аж два месяца.
— Ты стал в школе редким гостем, они даже возраст твой не помнят, — хмыкает Нисей, явно читая ту же строчку, и снова забирает ноутбук. — О, ещё одна статья, на этот раз на сайте района.
— Что пишут? — без особого интереса спрашиваю я, растягиваясь на кровати.
— Что похороны завтра.
— Вот как?
Теперь, когда всё закончилось, напряжение последних месяцев наконец уступило права законной усталости. Вместе с тем, за суетой минувших суток хорошо скрывались кадры, которые я и дальше предпочёл бы себе не представлять.
Рицка…
Я слишком отчётливо могу вообразить, как ранним утром раздаётся звонок в дверь. Сонная мама открывает, ещё ни о чём не подозревая, и с удивлением обнаруживает на пороге офицера. Придав лицу скорбное выражение, как учили в академии, он сообщает о пожаре. Мама вскрикивает, мотает головой, плачет, рядом появляется отец. Громкие голоса будят Рицку, и он, потирая кулачками глаза, в своей пижаме с котятами выходит на лестницу, замирает… Дьявол!
— Сэй, приём! Ты слушаешь?
Оказывается, Акаме всё это время что-то говорил.
— Я бы хотел увидеть Рицку.
— Что? Серьёзно?
— Мне нужно знать, что с ним всё в порядке.
— Ты ведь не собираешься идти на собственные похороны? Это же извращение похуже раздевания в парке.
— Конечно, нет, придурок. Даже если замаскироваться, это всё равно опасно. А вот ты сходишь.
У Нисея падает челюсть, но потом он хитро сощуривается и картинно подносит руку к уху.
— Алло, кто говорит? Безумие? О, Сэй, это как раз тебя!
— Заканчивай кривляться. Не ты ли говорил, что умеешь создавать зеркальное поле, чтобы другие Бойцы не могли тебя почувствовать? Вот и настало время показать, на что ты годен.
— На это уходит много Силы, так что это моя коронная, но экстренная фишка.
— Хочешь поспорить?