Место третьего (СИ)

С такими невесёлыми мыслями схожу с автобуса и неспешно иду по улице в сторону дома. Люблю этот район: тихий, мирный, сонный. Жители каждого дома будто существуют в собственных маленьких мирках, которые совершенно между собой не пересекаются. Отличная иллюзия полной изоляции от любопытных соседей и случайных прохожих, которых здесь и так почти не бывает.

Отпираю дверь своим ключом и вступаю в полумрак коридора. Окон здесь нет, все двери в другие комнаты закрыты, а лампа всё время погашена. Каждый раз, возвращаясь сюда, отлавливаю странное чувство, будто мне здесь не рады, будто никто меня не ждёт.

Разувшись и повесив куртку на вешалку, прохожу на кухню, откуда уже слышны приглушённые голоса. И как только появляюсь на пороге…

— Сэймей!

Рицка чуть ли не кубарем скатывается со стула, подлетает ко мне и повисает на шее. Я отмечаю, что за полтора месяца, что мы не виделись с апреля, он успел подрасти.

— Привет, кот, — я обнимаю его в ответ, лохмачу отросшие волосы, целую дёргающиеся от возбуждения мохнатые Ушки и только после этого поднимаю голову на родителей. — Мама, папа.

— Здравствуй, Сэймей, — отец откладывает палочки и улыбается. — А мы и не ждали тебя.

Отрываю от себя Рицку и вопросительно поднимаю бровь. В ответ получаю полный упрёка взгляд. Понятно, он ничего не сказал родителям, потому что не был уверен, что я приеду. Так уже бывало. Сначала я обещался его навестить, а потом возникали дела-поединки-Чияко-уроки, и мне приходилось откладывать поездку на неделю.

— Привет, Сэймей, — мама подходит, берёт меня за плечо и целует в щёку.

Стараюсь не морщиться. Губы у неё сухие и холодные, а пальцы очень цепкие, как птичьи лапы.

— Обедать будешь?

Хоть я с утра и крошки в рот не брал, есть совершенно не хочется. Одно у меня сейчас желание — взять Рицку и пойти с ним гулять, или в кафе, или в кино — да куда угодно, лишь бы не торчать дома. Но обижать маму отказом не стоит.

— Да, спасибо.

Я подхожу к столу и вижу, что напротив моего обычного места стоит тарелка Рицки. Он шифруется от меня, но я знаю, что когда меня нет, он и сидит на моём стуле, и пользуется моим компьютером, и даже таскает подушку из моей спальни.

— Извини, я сейчас, — он проворно переставляет тарелку и садится рядом, а я — на освободившееся место.

Тотчас мама принимается накладывать мне мяса и овощей, как будто считает, что меня в школе не кормят. После пресной столовской еды её стряпня кажется слишком душистой, пряной и пересоленной, поэтому я то и дело прикладываюсь к стакану сока.

Когда мама перестаёт суетиться и наконец и сама усаживается, мне приходится больше получаса отвечать на их вопросы про школу и мои успехи в ней. Вообще-то это довольно трудно — врать близким на протяжении четырёх лет. Всё, что я могу рассказать, описывается всего одной фразой: «У меня всё хорошо». А подробности приходится выдумывать на ходу. Как можно детальнее описываю обычные уроки вроде математики, географии и литературы, вставляю пару забавных историй, которые на самом деле мне кто-то рассказывал ещё давно, сетую на то, что много задают. Родители то смеются над шутками, то сочувственно кивают. Один Рицка лишь слабо улыбается и то и дело на меня поглядывает.

Врать ещё и Рицке — выше моих сил. К тому же это действительно сложно — он потрясающий интуит, пожалуй, лучше меня. В прошлом году я как-то попытался накормить его очередной байкой, но он погрустнел и неуверенно, но немного обиженно сказал, что я его обманываю. А на вопрос, с чего он взял, ответил, что в моём рассказе слишком много деталей, которым обычно я не уделяю внимания, потому что говорю, в основном, только по существу. А если я начинаю вдаваться в лишние подробности, значит, приукрашиваю, следовательно, рассказ — выдумка.

Тогда он так поразил меня своим совершенно правильным и метким заявлением, что я просто уже не мог спорить или всё отрицать. Пришлось рассказать если не правду, то хотя бы правдивую причину, по которой на свет рождаются все эти байки. Я просто сказал ему, что моя школа не совсем обычная и что меня там учат не только тому, о чём я всегда говорю. Но мне запрещено рассказывать правду, хотя только ему одному я в скором времени открою все тайны. Как ни странно, мой восьмилетний брат встретил эти слова с пониманием и больше не пытался поймать меня на лжи. Я же со своей стороны перестал рассказывать ему небылицы и говорил порой чуть больше, чем требовалось. Разумеется, ни про какую Систему, бои и пары он не знает. Но, как смог, я объяснил ему, что в школе есть «партнёры», которых подбирают друг другу для обучения. И что у нас проходят своеобразные учебные дуэли. И что есть психолог, который помогает это обучение корректировать. В общем, в качестве пищи для размышлений я дал ему всю ту безопасную шелуху, которая лежит на поверхности, если не знать сути. И пока Рицке этого хватает. Видимо, он чувствует себя каким-то особенным, посвящённым в мои тайны, когда слушает то, что я рассказываю родителям.