К середине дня это нелепое желание из смутного превращается в навязчивое. Не слишком ли сильно я Связь закрепил, что меня теперь так колбасит? Интересно, как это время провёл сам Агацума? Впрочем, ответ я получаю уже в следующую нашу встречу.
Минами выбрал наиболее неудобное время для тренировки. Предыдущий урок заканчивается без пятнадцати три, а следующий начинается только в четыре пятнадцать, поэтому физикой приходится пожертвовать и шустро отправляться в зал, у дверей которого уже маячит мой Боец.
Он пока не замечает меня, и я нарочно замедляю шаг, прокрадываясь вдоль стены. В который раз поражаюсь, насколько многогранен этот Соби. Со своим сенсеем он один, со мной — другой, с остальными — третий, в одиночестве — четвёртый. Он действует не по обстоятельствам, а в зависимости от того, кто находится рядом: враг, учитель, случайный человек или Жертва... Вот сейчас, например, я наблюдаю очередного нового для себя Агацуму. Брови его сведены к переносице, волосы растрёпаны так, будто он долгое время стоял на ветру, левая рука то и дело взлетает к голове, чтобы заправить за ухо постоянно падающую на лицо прядку. Да, и ещё — не знаю, откуда он пришёл, но одет совершенно не по погоде: в легкую светло-зеленую рубашку без рукавов с дурацким травянистым рисунком. И вот снова: при моем приближении он выпрямляет спину, руки падают по бокам, голова поднимается, а глаза, легко мазнув по мне, останавливаются в районе пола. Маска порядочного Бойца надета.
Не могу объяснить, почему это меня так бесит, да и вообще не могу объяснить, что именно бесит. Ведь это не более чем демонстрация послушания и готовности служить. И я же родился не вчера, знаю, что всем свойственно перевоплощаться, в нужный момент обрастать красивой искрящейся личиной, чтобы спрятать то, что должно быть скрыто от посторонних глаз. Или наоборот, на короткий момент стать не тем, кто ты есть, а тем, кто сейчас нужен, — я в эти игры играю уже несколько лет. И Агацума тоже вправе становиться тем, кем пожелает, просто... До сих пор не пойму: это он при мне превращается в послушного Бойца или же стремится что-то от меня утаить? Где он — настоящий? Хотя если подумать... так ли мне важно это знать?
Подхожу к нему, несколько секунд смотрим друг на друга глаза в глаза, а потом заговариваем одновременно:
— Сэймей...
— Скучал?
Не имею понятия, зачем спросил — само как-то вырвалось. И что странно, Соби неуверенно усмехается: то ли я глупость, по его мнению, сморозил, то ли в яблочко попал. Он опять медлит перед ответом, смотрит на меня робко, но с теплотой, и наконец я различаю тихое и немного смущённое:
— Да.
Вот как. Значит, и его накрыло... От этого знания почему-то становится легче, и нелепое стеснение пропадает. В такие моменты люди обычно громко выдыхают, глупо улыбаются и начинают искать занятие для рук, которые вдруг оказываются лишними. Но мы себе этого позволить не можем, мы не просто люди — мы Жертва и Боец. Мой Боец, моя собственность. И я стараюсь не позабыть об этом, подходя к двери зала.
Но как только протягиваю к ней руку, Соби опережает. Сделав неуловимый шаг в сторону, тянет за ручку и отступает назад, пропуская меня. Движение занимает долю секунды, но я уже понимаю, что мне в нём не понравилось. Слишком оно точное, выверенное и привычное, как будто он уже множество раз вот так вот распахивал двери, чтобы пропустить вперёд кого-то... Не знаю, когда во мне успевает вскипеть слепая злоба, но заходя внутрь, я роняю через плечо:
— Не открывай рот без разрешения. Это приказ.
— Да, хозяин, — долетает мне в спину подобно эху.
Ещё на пороге чувствуется, что зал оккупировал Ритсу. Чувствуется по неуютному полумраку, который не рассеян сегодня светом ярких прожекторов, и по стойкому запаху табачного дыма, стелящегося по всей площадке от пульта управления. Из-за этого сочетания тьмы и запаха на секунду накрывает иллюзия, что я в директорском кабинете, который просто увеличился в размерах. Хотя, похоже, Ритсу везде умудряется чувствовать себя как дома. Даже не представляю, что в принципе способно смутить этого человека.
— Добрый день, сенсей, — я улыбаюсь, стараясь не показывать, как неприятен запах его сигарет.
Не то чтобы я был участником антитабачной кампании, да и аллергии на дым у меня вроде бы нет. К тому же много кто из моих знакомых курит, тот же Хироши, да и Чияко-сенсей то и дело позволяет себе побаловаться раковой палочкой, прямо в кабинете. Но ни от одних сигарет меня не воротит так, как от ритсовских. А ведь наверняка они не из дешёвых.
Спускаюсь по лестнице, с трудом различая в невнятном движении головы приветственный кивок, Соби молча идёт за мной по пятам. Минами поднимается навстречу и, как ни странно, обращается к нему:
— Здравствуй, Соби-кун.
Соби замирает, глядя на него как-то беспомощно, и молчит. Ритсу поднимает бровь и переводит равнодушный взгляд на меня.
— Запретил ему говорить? Что ж... Могу я хотя бы узнать, чем он успел провиниться?