Место в мозаике

– Значит, это тебе достался фрагмент, – сказал он утвердительно. Хотел бы я знать, за что тебе выпала такая честь.

– Сейчас узнаешь, – пообещала ему Сандра.

Геноссе Этвас влез опять:

– Не фрагмент, любезнейший, а фрагменты, – оба, в целости и сохранности! Победа за тобой старик, цени это, и тогда увидишь щедрость Властителей Тьмы.

– Кто это такой? – раздраженно спросил Мастер, указывая на говоруна.

– Это Бартамон, прихвостень Тьмы, – ответила Сандра. – Он был послан кем-то свыше тебе на помощь и убил Додо, Змиулана, искалечил несчастного лакея в отеле, едва не отравил меня и сделал бы еще не знаю что, если б я не согласилась посетить тебя.

– Так и знал, – вздохнул старик. – Только что я жаловался Радужному Мастеру, что скоро житья здесь не будет от всяких нечистых помощников.

– Не тревожься, – успокоила его Сандра. – Он не будет долго докучать тебе.

Геноссе Этвас недоуменно вскинул брови. Очки его нервно сверкнули.

– Значит, это – конец? – уточнила Сандра, кивая в сторону Мозаики.

– Думаю, что да, – ответил Черный Мастер осторожно. – Иначе зачем такая неразбериха? Прежде ничего подобного не случалось.

– И ничего нельзя изменить? – Сандра кивнула на Мозаику еще раз.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивился Мастер. – Что значит изменить?

– Ну, я говорю об участи тех, кто живет в мирах, с которых сняты слепки.

– Конечно, нет – что там изменишь? – все больше удивлялся старик. – Ни я, ни ты, ни этот чертяка не в силах сделать черное белым, а белое черным, – и Мастер прикрыл глаза, вызывая Радужного соперника. Сандрины вопросы были необычны, непонятны, и Мастер нуждался в совете.

– Да, это вряд ли удастся, – согласилась Сандра. – Но я заболталась, пора приступать к делу. – Она шагнула в направлении Мозаики, остановилась, вполоборота повернулась к Этвасу и Мастеру.

– Значит, вы считаете, что это справедливо: одни живут, не зная горя, из века в век, а другие тем временем не успевают отдышаться от напастей?

– Я не знаю, справедливо или нет, – ответил Мастер сердито. – Так заведено с древнейших времен. Я был еще мальчишкой, а порядок оставался все тем же – миллионы лет, а мальчишкой я был настолько давно, что уже не помню, когда точно.

Геноссе Этвас почуял недоброе. Он напрягся, не зная покуда, к чему приложить силы; элегантный секретарь начал расплываться, сменяясь чем-то кошмарным.

Сандра посмотрела Мастеру в глаза.

– Так не будет, – объявила она дрожащим голосом. – Потому что я поняла, зачем я здесь и в чем состоит выбор. Даже в совершенно черном мире людям невозможно прожить без надежды – эту надежду я им пода

Сандра попятилась к Мозаике и раскрыла ладонь. Геноссе Этвас впился в нее глазами и задохнулся от ужаса: осколок был один-одинешенек, и он переливался всеми цветами радуги. Этвас содрогнулся, поняв, насколько был глуп и как ловко его обвели вокруг пальца. Ему стало ясно, что случилось в глубинах Пепельного Озера, где не сложилось никакого равновесия сил, а был лишь радужный осколок, лишивший сил Королеву Навь и защитивший Сандру.

– Не смей! – заорал Геноссе Этвас диким голосом и бросился к Сандре. Мастер, видя, что вот-вот произойдет что-то невероятное, рванулся за ним, но Сандра размахнулась и одним ударом намертво впечатала недостающий фрагмент в черный бок Мозаики.

* * *

На другом берегу Радужный Мастер вдруг схватился за голову и широко раскрыл глаза. Его окружили кольцом, Бран взволнованно спрашивал:

– Что? Что тебе открылось?

– Это невозможно! Этого не может быть! – шептал Мастер, не отнимая рук. – Так нельзя… это против правил!

– Вот и отлично! – раздался голос Патрика, о котором забыли. Разом обернувшись, все обнаружили, что тот стоит возле Радужной Мозаики и трясется от возбуждения.

– Память! – крикнул Патрик во все горло, хотя его и так прекрасно было слышно. – Память о тех, без чьих страданий не стало бы равновесия и не было бы вечного счастья! Есть и пить в свое удовольствие, когда сотням вселенных приходится худо – преступление!

И Патрик занес руку, сжимавшую черный осколок.

– Стой! – взревел Бран. – Думаешь, я позволю осквернить вместилище блага? Как-никак, я слуга Света – и один из верных слуг!

Он кинулся на Патрика, но Кот и Пес, разом снявшись с места, повисли на его локтях. Разъяренный Бран тщетно старался их отшвырнуть, и Хануман прыгнул следом, спеша добраться до лицеиста. В ту же секунду Слон поднял ногу и с силой наступил на хвост обезьяны. Хануман, застигнутый врасплох, взвился от боли, а по огромному телу Слона пробежала судорога. Волшебство, заключенное в хвосте, вырвалось наружу и, защищая хозяина, ударило по обидчику. Слон отчаянно затрубил, медленно повалился на спину и, вздрогнув еще три раза, затих.

– Выходит, я прав со всех сторон, – произнес Патрик зловещим голосом, снова взмахнул рукой и гулко шлепнул по Мозаике. Черная метка, как влитая, уселась в изобилие красок. Громыхнул гром, из глубин океана донесся невнятный рокот, и берег омылся беспокойной волной.

– Что ты натворил! – воскликнул Бран горестно и в бессилии уронил железные руки. Кот и Пес не спешили их выпускать, ожидая нового всплеска ярости.