(Отшвырнув бутылки прочь, в пустоту, в ярости). Смеешься, прах!.. Ах ты, дешевый клоун!.. Паяц!.. Прокисший студень!.. Вонючий пар!.. (Хихикая). О, вспыхнули глаза!… Мы сердимся… Гляди-ка, рассердился!.. Я рассердил тебя, хоть проще было бы зимою рассердить кусок льда… Надулся, как пузырь… (Качаясь). Ну, так давай, сразимся!.. Вызываю… (Пытаясь выйти из-за стола). Достань свое оружье, греми костями, сбрось свой саван, покажи, какой ты воин и на что способен… (Шатаясь, идет и снимает со стены шпагу, затем, повернувшись, в пустоту). Ну, нападай… (Выставив перед собой шпагу). Ага, позеленел от страха. Бьюсь об заклад, что наложил уже в штаны… (Сделав несколько нетвердых шагов по сцене). На, получи!.. (Неуклюже размахивает шпагой). Задел, задел!.. Ну, адское отродье!.. (Делает выпад и, споткнувшись, падает). Ага, подставил ножку… (Беззлобно). Ну и дурак… (Поднявшись на четвереньки, ползет к столу, бормоча). Дурак… Дурак… Дурак… (Выпрямившись и стоя у стола на коленях). Еще немного крови… (Отшвыривает одну за другой пустые бутылки и, наконец, обнаружив в одной вино, пьет из горлышка).
Пауза.
(Оторвавшись от бутылки). А мать была права… права, ей-Богу… Вся сласть на самом дне… (Без чувств сползает под стол).
12.
Маленький портовый кабачок. Почти все места за столами заняты гуляющими матросами и солдатами. Из соседнего помещения доносятся звуки музыки и топот танцующих. В некотором отдалении от остального зала, почти на авансцене, стоит небольшой стол, за которым сидят Горацио и Англичанин, капитан английского корабля. За открытым окном – теплая летняя ночь. Время от времени издалека доносятся пушечные выстрелы. В паузах между шумом, слышен рокот морского прибоя.
Далекий пушечный выстрел.
Один из посетителей: Здоровье короля!
Все: Здоровье короля!.. Здоровье Фортинбраса!..
Короткая пауза. Все присутствующие пьют.
Англичанин (говорит с небольшим акцентом): Какие у вас странные обычаи. Не припомню, чтобы я встречал что-нибудь подобное где-нибудь еще.
Горацио: Старинная традиция, сэр. Стоит королю осушить кубок, как пушки оповещают об этом весь мир.
Англичанин: Хо-хо… То-то, наверное, мир радуется, слыша как пустеют датские пороховые погреба. Судя по выстрелам, выпито немало. И потом: разве это причина, чтобы переводить порох? Какая в том доблесть, что король вольет себе в глотку еще пол-литра эля?
Горацио: В этом скрыт глубокий смысл, сэр. Король дает понять, что ничто человеческое ему не чуждо, а народ, в свою очередь, отвечает ему тем же и подтверждает свои верноподданнические чувства ответным возлиянием. Тем самым, эта традиция демонстрирует нежное единство между простым людом и теми, кто призван его пасти. Тут чувствуется нечто патриархальное, некое родство, почти братство, которое стирает все различия. Разве это не прекрасно?
Англичанин: Теперь я понял. Вы изволите шутить и, мне кажется, довольно зло.
Горацио: Если это и шутка, капитан, то соль ее в том, что ее трудно отличить от правды, как, впрочем, и все подобные шутки.
Англичанин (внимательно глядя на Горацио): А вы опасно ходите, мой друг… (Понизив голос). Послушать вас, так, пожалуй, выйдет, что всякая власть – это только повод для насмешек?
Горацио: Увы, сэр. Но только потому, что она сама насмешка.
Англичанин: Вот вы куда забрались… Эге… Погодите, я буду думать… (Думает, скрестив на груди руки). Что же это тогда получается, друг мой? Что все эти знаки различия, места за столом, торжественные приемы, благоговенье подданных, освященные временем традиции, парады, выезды, серьезный тон указов, прием послов, знамена, гербы, регалии, сословные отличья, словом, все, что выглядит так серьезно, – все это только пустая игра, достойная только смеха?.. Мир в шутовском наряде? Балаган?.. Не чересчур ли?..