Читаем Метаэкология полностью

Уже в ранней истории христианства наметился переход от универсальных философских идей к метафорическому воплощению этих идей в метафизике и затем к ритуализации метафор в религии, который можно уподобить производству мортмассы в экологических системах.

И экологические, и метаэкологические системы двойственны: в них входят живые и мертвые (косные, по В.И. Вернадскому) компоненты. Как живое прирастает за счет мертвого, так и мертвое пополняется за счет живого (и не только в экосистеме или организме, но и в духовной жизни — сколько ее окаменевает в храмах и монументах). Конфликт между живым и мертвым в одной системе неизбежен, поскольку у них противоположные термодинамические цели: мертвое производит энтропию, стремясь к покою, живое сокращает энтропию, ускоряя развитие.

Жизнь — это такое состояние косно-витальной системы, при котором живые компоненты вовлекают косные в развитие (как в случае биогенного круговорота веществ). Смерть — это такое состояние той же системы, когда накопление мертвой субстанции делает развитие невозможным (физиологический коллапс организма, склерификация тканей, тиражирование массовой культуры). Горгона Медуза, превращающая в камень, и Галатея, оживший камень — символы мертвящих и животворящих чувств, страха и любви, которые могут считаться близнецами, поскольку оба произошли от инстинкта самосохранения, заставляющего избегать опасности и заботиться о продолжении рода. Это «зеркальные» близнецы: страх разделяет, любовь соединяет.

Конфликт близнецов неизбежен: и животворные чувства несут в себе зачатки разрушения. Хотя любовь уже в самой примитивной форме полового влечения обладает способностью превращать средства нападения в средства привлечения, страшное в прекрасное, боевые стрелы в стрелы Эрота, все же и на ней есть родовые пятна страха (половой каннибализм свойствен не только богомолам). Как половая, так и генетически связанная с нею социальная любовь (к особи альфа, вождю) подавляет агрессию, обращая ее внутрь. Омега самоустраняется, не заставляя альфу тратить энергию на конкурентную борьбу. На этой почве развивается инстинкт саморазрушения, у человека проявляющийся в разнообразных формах, от токсикомании до подвижничества. В процессе метафизического обогащения разрушительный инстинкт трансформируется в чувство родовой или социальной вины, потребность в очищении страданием, искуплении, самопожертвовании.

Разрывая дистанцию, человек признает свое ничтожество перед альфой, и склонен отказывать себе в качествах, которые свойственны этому воплощению добродетели (подобное самоопределение личности от противного наблюдается и в отношениях с выдающимся отцом, старшим братом и даже добродетельной женой, только поляризация не столь очевидна). Любовь к врагам нашим превращает внешний конфликт во внутренний, борьбу за существование — в борьбу с собой, и в конце концов может обернуться ненавистью к себе.

Хотя омега, как правило, не оставляет потомства, «гены саморазрушения» не исчезают, так как в сочетании с «генами самосохранения» они дают более высокий творческий потенциал, чем самосохранение в чистом виде. Альфа завоевывает этот мир, бета создает свой собственный, в котором может первенствовать. Древние нередко приписывали создание мира не верховному богу, а его терпящему поражение предшественнику. Для этого последнего созидание было актом самопожертвования — нарушением цельности самодостаточного существования, — и все земные творцы следуют его примеру.

Развитие

Недостаточно констатировать развитие по спирали. Необходимо объяснить, не прибегая к слишком абстрактным схемам, почему эволюционная последовательность имеет именно такую форму. Выше обсуждался механизм снятия климаксной фазы биологических сообществ и выдвижение на первый план относительно примитивных пионерных видов. Аналогичные процессы сопутствуют экономическим кризисам, разрушающим, в первую очередь, высоко специализированные производства. Возможны параллели и с эволюцией метаэкологических систем, в которых кризисные явления сопровождаются снятием слоя высокой культуры (критской в результате военного поражения троянцев, вавилонской, частично разрушенной персами, эллинистической под ударами варваров и, в недавнее время, российской, сметенной социальными катаклизмами), обнажающим более устойчивые слои культуры низовой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология