Впоследствии неоднократно происходило возрождение пантелизма в ренессансном и просветительском рационализме, фатализма в спинозизме и производных учениях, древней магии в барочном трагизме, романтическом мистицизме и, фарсово-гиньольное, в фашизме. Пока же семито-хамитские народы, создавшие великие цивилизации Месопотамии и Египта, входили в четвертую стадию, сохранив более или менее отчетливые воспоминания о трех предшествующих, обломки которых глубоко засели в новой матрице духовной жизни. Боги с трудом и постепенно освобождались от зооморфных черт. Змей еще был объектом магического культа (и связанного с ним врачевания) во всех семитских странах, но все чаще выступал в качестве антагониста верховных божеств и героев (Гильгамеша, Тешуба, Иеговы). Еще сохраняли неподвластные богу магические свойства священные деревья вроде библейского древа познания. Еще бог Авраама заключал с родом последнего двусторонние соглашения, выступая гарантом успешного размножения (в залог вносилась крайняя плоть полового члена).
Личный бог не исключал существования других богов, но все более решительно требовал эксклюзивного поклонения (древним вообще была чужда мысль о том, что отверженные боги не существуют; их продолжали почитать, но уже в качестве демонов). Если Авраам и Иаков могли спорить с богом, то Моисей был удостоен лишь того, чтобы восприять божественные скрижали.
Но апофеоз Иеговы приходится на царствование основателя иудейской династии Давида, который «скакал из всей силы перед Господом». Когда же гордая Мелхола, дочь Саула, увидев царя Давида, скачущего и пляшущего, обнажившись перед глазами рабынь, уничижила его, то сказал Давид: «Перед Господом играть и плясать буду; и я еще больше уничижусь, и сделаюсь еще ничтожнее в глазах моих». В награду бог благоволил Давиду и даже простил ему гибель вероломно подставленного Урии. Однако в отдаленной перспективе безоговорочная капитуляция перед богом оказалась гибельной для его народа.
Не только евреи, но и другие семито-хамитские народы в своей духовной эволюции все больше приближались к монотеизму, объединяя весь сонм богов системой родственных связей вокруг верховного бога-патриарха. На более высоких ступенях интеграции второстепенные боги становились частями тела единого бога (у египтян) или его аспектами (у халдеев).
Вторгавшиеся с севера арийские племена, по-видимому, находились на магической и фаталистической стадиях. Магические ритуалы были связаны с поклонением огню и культом предков. Веды трактуют рай как «мир отцов». Древние скандинавы представляли его себе как Вальхолл («Валгаллу»), замок дважды убитого — повешенного и пронзенного копьем — Одина, куда попадали павшие на поле боя, т. е. речь шла не столько о предках вообще, сколько о предках убитых (у этих воинственных племен, может быть, других и не было). На семитской почве культ убитых дал неожиданные всходы.
Может быть, не без влияния арийцев патриотическая установка утвердилась в чжоуском Китае в качестве основной доминанты духовной жизни. Местопребыванием предков считалось небо, служившее также символом вселенской воли-судьбы. Жизненный путь, дао, имел целью достижение гармонии между землей и небом.
Арийский фатализм не всегда достигал таких философских высот, колеблясь между кармой, влиянием совершенных или мысленных поступков на будущее, и бессмысленными действиями слепых прях. Боги могли бросать жребий на весы, но были бессильны что-либо изменить. В Ведах, Илиаде и Эдде отношение к богам примерно одинаковое — опасливо-снисходительное, как к существам, сила которых значительно превышает их здравый смысл. Духовно арийцы были свободнее дальше продвинувшихся по пути теократии семитов. В этом возможная причина их военных успехов.
В то же время завоеватели настолько быстро воспринимали духовную культуру покоренных народов, что об их первоначальных представлениях судить довольно трудно. Племя, разгромившее анатолийское государство Хатти, не только стало называть себя хеттами, но и приняло хаттский тотем, доселе неизвестного арийцам льва, в качестве символа царской власти. Персидские цари ахамениды также восседали на львином троне, вывезенном из Вавилона. Более того, они сделали решительный шаг к монотеизму, приняв учение Зороастра и заставив магов-огнепоклонников служить Ахура-Мазде, символом которого, в духе компромисса, стал огонь. (Творец Ахура-Мазда, он же злой дух Анхра-Майнью, соответствует ведическому Асуру-Варуне и богу огня Агни. Последнее имя встречается в скандинавском эпосе, а германский Воден и римский Вулкан — вероятные лексические варианты Варуны; двойственность этих арийских богов, совмещающих животворящее и разрушительное начала, свойственна и семитскому Иегове, действующему как разрушитель в эпизодах с Содомом и Гоморрой, потопом и египетскими казнями).