Читаем Метаэкология полностью

Многие черты, считающиеся сугубо человеческими — орудийная деятельность, целесообразное поведение, способность к социальному взаимодействию, этическое (нормативное) отношение к окружающим — в той или иной степени присущи животным (попутно отмечу, что способность к изготовлению орудий отнюдь не является монопольным свойством человека; врановые птицы Новой Каледонии, например, изготавливают крючки для извлечения насекомых, превосходящие по своим технологическим свойствам аналогичные изделия палеолита, см. G.R. Hunt: Nature, 1996, 379, 245-250). Однако подобие экологических и социокультурных систем не исключает принципиальных различий между человеком и живыми существами других видов. Несмотря на преемственность тенденций, эволюция человека не может рассматриваться как простое продолжение биологической. Только человек обладает тем, что на символическом языке называется душой и чему служит сам символический язык. Вследствие раздвоенности физического и метафизического существования человека возникает система личности, способная к автономному развитию.

Тандем

Как целью солнечного пути было возвращение на круги своя, так и жизнь древнего человека не имела иной цели, кроме цели самой природы — продления жизни в бесконечной круговерти смертей и рождений. Сознание реконструировало бытие как круг причин и следствий, понимание которых в смутной форме доступно и животным.

Проблема соотношения бытия и сознания, долгое время представлявшаяся неразрешимой, требует эволюционного подхода. Сознание и его основная функция — целеполагание — были объявлены монополией человека, чисто человеческой «способностью мысленного восприятия» или «формой отражения действительности» и т. п. За этой современной фразеологией скрывается древний креационизм, миф о сотворении человека как существа, изначально поставленного над природой и соответственно наделенного некими особыми свойствами.

Однако эволюция не признает абсолютных различий, ничто не возникает на пустом месте. Природа как система определяет цель — поддержание жизни, и все живые существа стремятся к этой цели — инстинктивно, следуя указаниям генетической памяти, или сознательно, полагаясь на рассудок (сознание означает совмещенное знание себя и окружающего, позволяющее реализовать причинно-следственную схему; когда говорят: «такой-то действовал сознательно», то имеется в виду, что такой-то знал, почему он так действовал и предвидел, к чему это приведет).

Можно довольствоваться одной генетической памятью, она не подводит, но в этом случае реагирование на внешние импульсы ограничено заключенными в ней стереотипами и не гарантирует выживания в изменяющихся условиях. Поэтому уже беспозвоночные обладают некоторой способностью к обучению — приобретению памяти, дополняющей генетическую и обеспечивающей более сложное реагирование. Рассудочная деятельность по схеме «если — то» появляется уже на уровне высших животных (конечно, животные не размышляют о конечных целях бытия, но ведь и люди в большинстве случаев о них не заботятся, предпочитая, как говорил Л.Н. Толстой, «забыться сном жизни»).

Какой бы ни была «на самом деле» структура мира, нам она представляется причинно-следственной, иначе сознание работать не может. Теория эволюции, однако, позволяет нам продвинуться дальше кантовского разделения феноменов и ноуменов. Поскольку рассудок имеет приспособительное значение, то логично предположить, что структура мира такова «на самом деле», иначе к чему же наши предки приспосабливались на протяжении миллионов лет? Другое предположение — что рассудок нас только сбивает с толку — просто перечеркивает эти миллионы лет).

На первой стадии сознательное восприятие действительности сводится к сопоставлению поступающих сигналов с врожденными и приобретенными стереотипами, обеспечивающему быстрое реагирование. Стереотипы помогают ориентироваться в мире из небольшого числа переменных. При этом подгонка под стереотипы мешает ориентироваться в мире из большого числа переменных.

Вопреки традиционному мнению, категориальное — сущностное — мышление первично. Специальные наблюдения показали, что обезьяны подают различные звуковые сигналы опасности, соответствующие понятиям «леопард», «змея», «орел» и заставляющие всю стаю поспешно вскарабкаться на дерево, обратиться в бегство или искать укрытие в кустах (R. Seyfarth et al.: Science, 1980, 210: 801-803). При этом молодые животные нередко подают ложные сигналы, принимая за орла какую-нибудь безобидную птицу. Подобные ошибки случаются и у взрослых. Это издержки категориального мышления, разбивающего все разнообразие явлений внешнего мира на ограниченное число универсалий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
История Франции
История Франции

Андре Моруа, классик французской литературы XX века, автор знаменитых романизированных биографий Дюма, Бальзака, Виктора Гюго и др., считается подлинным мастером психологической прозы. Однако значительную часть наследия писателя составляют исторические сочинения. Ему принадлежит целая серия книг, посвященных истории Англии, США, Германии, Голландии. В «Истории Франции», впервые полностью переведенной на русский язык, охватывается период от поздней Античности до середины ХХ века. Читая эту вдохновенную историческую сагу, созданную блистательным романистом, мы начинаем лучше понимать Францию Жанны д. Арк, Людовика Четырнадцатого, Францию Мольера, Сартра и «Шарли Эбдо», страну, где великие социальные потрясения нередко сопровождались революционными прорывами, оставившими глубокий след в мировом искусстве.

Андре Моруа , Андрэ Моруа , Марина Цолаковна Арзаканян , Марк Ферро , Павел Юрьевич Уваров

Культурология / История / Учебники и пособия ВУЗов / Образование и наука