Происходящий сейчас окончательный распад русского общества есть не следствие большевистского переворота и не забвение идеалов социализма, а результат процессов, совершившихся в глубине столетий, у самого изначалья этого «окаянного тысячелетия».
Лжепатриоты, начитавшиеся завещания Менделеева, сокрушенно задаются вопросом, где же миллионы наших соотечественников, не достающие до полумиллиардного прогноза ученого, составленного на конец XX века? Войны, революции, репрессии — отвечают они сами, не желая углубляться дальше нашего столетия. Где те сотни миллионов наших соотечественников, не достающие до миллиарда русских, спросим мы, если окинем взором все это тысячелетие? И ответ мы будем принуждены искать у обожателей привнесения на Святую Русь веры христовой, у маститых ревнителей державных реформ Петра, у монархистов — собирателей пыльного эмигрантского антиквариата, у скоморохоподобных ленинцев, у иезуитообразных сталинистов, у дегенеративных демократов, у раскосых хитрых евразийцев, у безбилетников из теории Третьего Рима, у русских «космистов» и рериховских «всечеловеков». У всех них — за их блажения, за их неуемную маниловщину, за всю их галерею иллюзий заморского происхождения, за все их тысячелетнее селекционное издевательство над русским духом мы должны взыскать по самому строгому счету.
Читатель может резонно заметить, что автор эссе видит все в черном цвете, отрицая реальные достижения русской истории последних веков. Отчего же, ответим мы. Но какой ценой и во имя какой конечной осязаемой цели Россия осуществила свой грандиозный, но крайне разорительный путь во времени?
Вновь вернемся к нашему методу и рассмотрим русскую историю под углом зрения традиционных кастовых этнократических обществ.
Политический монотеизм византийского разлива выплеснулся на Русь, совершив религиозный, а затем и социальный перевороты. Попав в условия монголо-татарского ига, владельцы новой системы ценностей были принуждены сменить тактику. К XIV веку происходит существенное обрусение высшей жреческой касты. Иноземная по функциям и цели, она понемногу начинает усваивать задачи текущего исторического момента. Верхушка русского христианского жречества первых веков состояла сплошь из иностранцев, однако необходимость выживания заставила их искать централизации земель и обращения к национальным инстинктам покоренного народа. Вызревает концепция Руси как «Третьего Рима», мощного идеологического инструмента, но на подсознательном уровне фиксирующего комплекс зависимости от Рима первого и Рима второго, то есть Византии.
Таким образом, в сословном организме русского общества уживается первый инородный компонент управления — христианское жречество — обрусевшая каста интеллектуалов иноземной религии, высокомерно взирающая на подчиненный народ как на полигон для масштабных религиозных экспериментов. Религиозная проповедь, то есть проповедь жизнеречения, идет теперь на непонятном народу гибридном церковно-славянском языке. Не видевший в глаза Библию, русский народ объявляется «богоносцем». Сюжетная канва уплотняется.