Революция 1917 года явилась вновь лишь следствием этих реформ. Вненациональная бюрократия исподволь подготовила антикастово-этнократический переворот 1917 года. Выбитое с арены внутриполитической борьбы дворянство полностью передало бразды правления бюрократии, быстро сменившей цвет мундира. И вот здесь вновь произошло нечто неожиданное. Коммунистическая партия, создававшаяся в подполье, захватив власть, быстро начала оформляться в высшую касту. Так или иначе, но к концу существования СССР она, как ни странно, вышла на плановую цифру с социологической точки зрения — 5 % от общего состава населения. Возник коммунистический синедрион — Политбюро ЦК КПСС. Был провозглашен кастово-этнократический по сути лозунг: «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи». Красных вождей стали хоронить, как фараонов, возобновили языческие праздники: День лесоруба, День милиции и т. д. Военные парады на Красной площади возродили во всей первозданной чистоте обряд принесения клятвы на верность воинами высшей жреческой касте, только теперь эта демонстрация подкреплялась ядерными ракетами. В обществе росли сословные различия: «20 лет в КПСС», «Ветеран вооруженных сил» и т. д. «Народ и партия» были едины, как египетский фараон в пирамиде, построенной всем Египтом. Города, как и в древнем Риме, стали получать отличительное символы и почетные знаки. Переходящее знамя социалистического труда уподобилось пальмовой ветви победителя. Народным артистам, воспевшим подвиг народа в труде и бою, стали устраивать совершенно античные апофеозы. Государство, просуществовавшее всего семьдесят с лишним лет и перечеркнувшее всю предшествовавшую историю своим классовым приговором, в совершенно классовом духе кастовой этнократии быстро выучилось говорить об эпохах и вечности, о мировом могуществе и своем образе жизни, о непреходящих ценностях и святости подвига воинов-победителей. Как языческая кастовая империя, новое «бесклассовое» государство воздвигло фаллические стелы, вечный огонь, государственную символику украсило колосьями, вознесло иные символы вечности и плодородия. Знаменитая пятая графа стала слабо реставрировать этнократический принцип, и всех диссидентов разом списали в четвертую касту шудр. Русский народ назвали старшим братом в дружной семье народов. А клятвы октябрят, пионеров, комсомольцев и коммунистов, хотя и в искаженной, подчас профанированной форме, возродили обряды межкастовых инициаций.
Но снова не тут-то было.
Гигантский кристалл нового культурно-исторического феномена вырос, но дефектная кристаллическая решетка не смогла вынести тяжести всей махины. Суть заключалась в том, что новый геополитический артефакт под названием СССР при своем зарождении не выполнил главного принципа социологического отбора. Сама суть самоидентификации «свой-чужой» была извращена, ибо элита государства рекрутировалась из так называемых негативных пассионариев. Воинствующие шудры заполонили высоты власти. Христианский антикастово-этнократический принцип, гласящий, что «нет ни эллина, ни иудея», в условиях большевистской пропаганды выродился в зловещую фразу «кто был ничем, тот станет всем». Принцип отбора достойнейшего был заменен принципом гегемонии талантливейшего из подлых. Знаменитая ленинская реплика, что каждая кухарка может управлять государством, из болезненного наваждения превратилась в явь. Классовая благонадежность вместо демонстрации родовитости превратилась в сущий эксгибиционизм никчемности. Родоплеменная пустота вылилась в неожиданное преимущество. Ничего не имеющие за душой стали оракулами. Крах системы был неизбежен.
В 1991 году после августовского шоу под названием «путч» единственная политическая партия, сосредоточившая в своих руках всю полноту власти, была запрещена президентским указом. И ни один из двадцати миллионов коммунистов, обремененных привилегиями и сознательностью, не смог защитить свои интересы. В мировой истории ни одно государство не знало ситуации, при которой верхушка общества была бы без боя смещена одним указом. Трусость победила кастовую солидарность. Ублюдочность, заложенная в самом принципе организации правящей касты, не преминула сказаться, и едва скрепы показной морали упали, толпа «избранных» разбежалась по норам. Ментальность шудр разом обнаружила свое бесклассовое нутро. Кто был ничем, ничем и остался, побыв лишь мгновение всем.