Метафизика любви

Нетрудно видеть, что ревность в более узком и подлинном смысле - так, как мы обрисовали ее здесь - представляет собой, по крайней мере в моральном отношении, несовершенную позицию, как бы ни была она объяснима с чисто человеческой точки зрения. Ожесточенность по отношению к любимому и враждебность по отношению к сопернику - это нечто нравственно негативное. Мы ясно это видим, сравнивая ревность с чистым, глубоким страданием, которое должен испытывать святой в связи с утратой любви друга, любимой супруги, любимого ребенка - с таким страданием, с которым не сопряжена никакая враждебность по отношению к третьему лицу и ожесточение по отношению к любимому. Это глубокое страдание в связи с потерей высокого блага, это кровоточащее сердце, в котором нет ничего от беспокойных метаний, «выходок» ревнивца, ничего от его недоверчивости, поисков доказательств неверности, ничего от угнетающего отчаяния. Нравственная недостойность ревности ясно видна при сравнении последней с этим глубоким страданием, которое представляет собой нечто нравственно благородное и обладает ярко выраженной нравственной ценностью благодаря духу caritas, преисполняющему такую любовь и не позволяющему проявиться ревности.

Ситуацию также усложняет тот вообще нравственно опасный характер страсти, который может приобрести ревность, когда человек «выходит из себя», не ведает, что творит. В ревности ли Отелло, Медеи или Неистового Роланда - везде мы сталкиваемся с нравственной опасностью, свойственной этой стихийной страсти. Подлинный масштаб опасности, свойственной ревности, мы видим в тех поступках, к которым она может привести. Стоит только вспомнить о бесчисленных поединках на почве ревности и о тех случаях, когда ревность приводила к убийству соперника или соперницы - как у Медеи - или, как у Отелло, к убийству самого любимого существа.

Интересующий нас вопрос звучит следующим образом: насколько глубоко ревность укоренена в естественной, некрещеной любви? Можем ли мы в возникновении ревности винить любовь как таковую? Мы уже видели, что между ревностью и такой любовью существует тесная связь. Без любви не бывает истинной, подлинной ревности. Последняя является не только общим недостатком, который актуализируется в результате любви и проявляется в ней подобно опасности предпочесть подлинное счастье требованиям нравственности, о которой мы говорили выше. - Она является поведением, которое предполагает в качестве своей предпосылки любовь и которое как таковое может актуализироваться только тогда, когда имеет место любовь. Она возникает из любви и логически связана с ней. Человек ревнует потому, что он любит и жаждет ответной любви, а некто третий служит препятствием последней или переводит ее на себя.

Здесь мы имеем дело с одной из тех нравственных опасностей, которые присущи естественным видам любви, если они не проникнуты духом caritas. Когда человек, которому не свойствен дух caritas, не ревнует даже при наличии серьезного повода, то это не только не является нравственной заслугой, не только не является чем-то нейтральным в нравственном отношении, но это просто нечто недостойное. Это признак того, что его любви чего-то недостает. Это один из тех чрезвычайно интересных случаев, когда ложно мотивированное отсутствие чего-то самого по себе негативного все равно является негативным, хотя и не обязательно в нравственном отношении. Это похоже на тот случай, когда человек из безразличия или из слабости позволяет оскорбительно обращаться с собой. Насколько возвышенно поведение того, кто в духе caritas и подражая Христу подставляет левую щеку тому, кто ударил его по правой, настолько же поведение того, кто по слабохарактерности позволяет эксплуатировать себя, не только не имеет ничего общего с этим нравственным благородством, но и недостойно, хотя и не обязательно безнравственно.