Читаем Метафизика любви полностью

Конечно, бывает, как уже сказано, и так, что необыкновенные отношения с матерью, отцом, братом, сестрой или другом законно заставляют нас любить их еще больше, чем собственного ребенка. Но это не должно ограничивать нашей преданности ребенку и любви к нему, не должно подавлять ее. Ребенок всегда должен пользоваться такой любовью, в которой он нуждается. Более того, в определенном смысле такие глубокие отношения с другим человеком должны сделать нас более способными любить вообще и тем самым дать новый толчок нашей любви к ребенку. В любви к супругу или супруге такое одновременное придание размаха нашей любви к ребенку даже очевидно. Но это, конечно, должно иметь место и во всякой большой любви.

Предпочтение, продиктованное ordo amoris, и незаконное предпочтение любимых людей

В связи с ordo amoris мы должны также вернуться к вопросу, который уже затрагивали. С одной стороны, ordo amoris существует и в рамках естественной любви, и следовать ему – это нравственный долг. Здесь обязательно предпочтение супруги, невесты, ребенка, родителей, друга. Эта проблема не столько связана с самой любовью, с ее силой, глубиной, сколько с благодеяниями, оказываемыми любимому человеку, или с защитой его от неприятностей. Она связана со сферой действия и с приматом заботы об объективном благе любимого человека.

Существующая любовная связь или любовный союз совершенно законно дают любимому право на то, чтобы его предпочли во многих ситуациях и во многих отношениях. С другой стороны, любовь к ближнему запрещает эгоизм, подробно рассмотренный нами в главе XI, к которому легко может привести предпочтение. Где проходит граница, разделяющая продиктованное ordo amoris правомерное и даже обязательное предпочтение и неправомерное предпочтение? На эту трудную проблему мы уже указывали раньше.

Мы говорили, что незаконно любое предпочтение, не учитывающее всех остальных объективных требований. То, что я стараюсь помочь своей жене занять хорошее место в поезде, совершенно законно. То, что меня это заботит больше, чем удобства постороннего человека, тоже совершенно законно и соответствует ordo amoris. Но если я вижу, что очень старый человек или инвалид также ищет удобное место, то я должен уступить это место ему. Существует много обязанностей, которые в определенной ситуации будут иметь преимущество перед требованием ordo amoris.

Но здесь важно подчеркнуть, что требования ordo amoris сами по себе законны – и они отменяются как таковые не потому, что caritas в определенных ситуациях обязывает нас не выполнять их. Более того, ordo amoris столь незначительно противопоставлен caritas, что последняя даже диктует нам учитывать его требования, если только другие нравственные обязанности не требуют отказаться от предпочтения, обусловленного ordo amoris.

Ведь общим правилом является отказ в некоторых ситуациях от требований определенных нравственных ценностей ради требований более высоких нравственных ценностей. Я обязан выполнять как таковое свое обещание помочь другу в его важном деле. Но если на пути к нему я вижу человека в положении, угрожающем его жизни, то должен по крайней мере на время отложить выполнение своего обещания. Или, например, когда два незнакомых мне человека находятся в большой беде, а я могу помочь только одному из них, то очевидно, что я должен помочь тому, чья беда больше.

Это правило имеет силу всегда, когда требование, связанное с ordo amoris вступает в конфликт с требованием более высокой нравственной ценности. Решающее значение здесь имеет более высокая ценность.

Но как раз caritas и обязывает нас выполнять требование ordo amoris. Было бы преступлением именно против caritas не заботиться в первую очередь о всяческом благополучии любимого супружеской любовью человека, если только объективное право постороннего на внимание к себе не обязывает нас в определенной ситуации отвести ему первое место. Но было бы ceteris paribus недостатком доброты, черствостью не учитывать во всех деталях примат, являющийся следствием логоса таких отношений и их категориального характера. То же самое касается и отношения родителей к своим детям. Собственные дети имеют право на то, чтобы родители прежде всего заботились о их благе, чтобы они отдавали предпочтение последнему – опять-таки ceteris paribus – перед благом чужих детей. Поэтому часто с полным правом подчеркивается, что caritas должна в первую очередь проявляться по отношению к людям, которые нам близки и с которыми мы вместе живем. Не выполняющий требования ordo amoris одновременно погрешает и против caritas. И это ставит нас перед лицом другой важной проблемы, связанной с отношением между ordo amoris и caritas.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука