Читаем Метафизика памяти полностью

Вот десятки лет отделяют меня от моего младенчества, детства. Бесконечная данность! Но стоит мне лишь немного подумать, как время начинает таять. Не раз испытал я нечто чудесное. Не раз случалось: вот я возвратился в те поля, где я был некогда ребенком, юношей, – и вдруг, взглянув кругом, чувствую, что долгих и многих лет, прожитых мной с тех пор, точно не было. Это совсем, совсем не воспоминание: нет, просто я опять прежний, совершенно прежний. Я опять в том же самом отношении к этим полям, к этому полевому воздуху, к этому русскому небу, в том же самом восприятии всего мира, какое было у меня вот здесь, на этом проселке, в дни моего детства, отрочества! (И. Бунин. Ночь).

Возможно, наша память, как и все сознание в целом, работает по принципу голограммы. В каждом восприятии уже есть все, – можно почувствовать присутствие Бога, можно взволноваться глубиной неба, наполниться грустью неизбежной предстоящей разлуки с близкими. В каждом воспоминании есть вся память – от смутных детских впечатлений до сокровенных интимных переживаний, спрятанных в глубине души. Иначе способность мгновенно извлечь из памяти (предполагается, что человек способен запомнить порядка 10 миллиардов бит за всю жизнь, что примерно соответствует объему информации, содержащемуся в пяти комплектах Британской энциклопедии) прошлое переживание и все связанные с ним ассоциации кажется фантастической. То есть в каждом акте воспоминания память как бы незримо присутствует вся и вся отражается в одном переживании, как в лейбницевской монаде.

Действительно, одно из самых удивительных свойств человеческого сознания – это то, что каждый кусок информации мгновенно взаимокоррелируется с любым другим – еще одно свойство голограммы. Поскольку любой участок голограммы бесконечно взаимосвязан с любым другим[34].

В психике человека ничего не исчезает, не забывается, а продолжает жить в каждый настоящий момент, как бы гарантируя непрерывность нашего сознания, нашей жизни.

Память, взятая в своей тотальности, – это функция сознания, которое в философии и религии называли «большим разумом», «сверхсознанием». Это имел в виду апостол Павел, говоря: «Будьте безумными, чтобы быть мудрыми». Безумие может быть мощным стимулом к жизни, только человек может выдержать то, что открывает ему большой разум, то необычное, ошеломляющее видение мира, от которого обыденное сознание, «малый разум» пытается закрыться рациональными аргументами или правилами этики. Быть безумным – значит идти наперекор устоявшимся мнениям и представлениям, значит рисковать своей жизнью, кладя ее всю без остатка на какое-то дело, без всякой надежды на успех, идти своим путем к краю того, что его ограничивает: в ту область, «где рыщет смерть, где угасает мысль, где бесконечно ускользает обетованное первоначало» (М. Фуко).

Человек, поднимающийся на уровень сверхсознания, стремится заглянуть за горизонт возможного, объять необъятное, его удовлетворяют только духовные искания и вопросы, потому что все остальное не захватывает душу целиком. «Большое сознание», или «большой разум», – это «приставка» к нашему уму, которую нельзя понимать как эмпирически реальную часть нашего существования, это «усилитель», позволяющий нам подняться над собственным существованием, взглянуть на мир так, как никогда не может взглянуть человек, ограниченный своей психикой, своими разрешающими способностями зрения и слуха. Большое сознание – это метафора сверхчеловека как идеала, к которому стремится каждое живущее и мыслящее существо.

Духовность – это своего рода абсолютная точка отсчета человека. Чувство восторга перед бытием в целом, переживание всепонимания, ощущение прозрачности вещного мира, его субстанциальной родственности и близости человеку являются примером проявления большого разума в нас. Духовность – это взгляд с точки зрения вечности на любое понимание, любую мысль, любой акт. Любой поступок является завершенным, законченным только в сфере духовности. Большое сознание обращено наружу – к непостижимому пониманию целостности мира, и внутрь – к непостижимому пониманию целостности душевной жизни, которая есть обратная сторона целостности мира, к той внутренней мелодии нашей души, которая является отголоском космической музыки сфер[35].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность — это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности — умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность — это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества. Принцип классификации в книге простой — персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Коллектив авторов , Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары / История / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы
Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Как появились университеты в России? Как соотносится их развитие на начальном этапе с общей историей европейских университетов? Книга дает ответы на поставленные вопросы, опираясь на новые архивные источники и концепции современной историографии. История отечественных университетов впервые включена автором в общеевропейский процесс распространения различных, стадиально сменяющих друг друга форм: от средневековой («доклассической») автономной корпорации профессоров и студентов до «классического» исследовательского университета как государственного учреждения. В книге прослежены конкретные контакты, в особенности, между российскими и немецкими университетами, а также общность лежавших в их основе теоретических моделей и связанной с ними государственной политики. Дискуссии, возникавшие тогда между общественными деятелями о применимости европейского опыта для реформирования университетской системы России, сохраняют свою актуальность до сегодняшнего дня.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей, интересующихся историей университетов.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука