Метафизика Петербурга. Историко-культурологические очерки

С образом Шиллера дело обстоит тоже не так просто. Сей классик немецкой литературы был по рождению швабский немец и подданный Вюртембергского короля, в войсках которого довелось послужить его отцу, военному лекарю, и именно в офицерском чине. Положим, что вюртембергские уроженцы были известны в Петербурге и помимо Шиллера, как следствие того известного обстоятельства, что они составили значительную часть потока переселенцев, прибывших к нам из Германии по приглашению Екатерины II. Как нам уже доводилось говорить выше, немало швабских семей обосновалось в ближайшей к Санкт-Петербургу, Ново-Саратовской колонии. Было бы неудивительным, если бы кто-то из них к николаевским временам перебрался в город и занялся ремесленным делом. Впрочем, историки немецкой литературы помнят, что молодой Фридрих Шиллер отличался известной агрессивностью, и даже был задержан в военной академии сверх положенного срока «для обуздания буйного нрава». Нежнейший же Теодор Амадей Гофман отличался совсем не драчливостью, но скорее слезливостью. Однако программная для его творчества новелла «Кавалер Глюк» открывалась картиной гуляния берлинцев по проспекту Унтер-ден-Линден и наблюдавшего за их пестрым потоком автора, предававшегося своим мечтам. Здесь можно видеть экспозицию, обратившую на себя внимание молодого Гоголя и нашедшую отражение во вступительном разделе его «Невского проспекта». Заметим, что эта повесть первоначально была включена Гоголем в состав сборника «Арабески», название и некоторые аспекты поэтики которого прямо соотносились с гофмановскими «Фантазиями в манере Калло», открывавшимися упомянутой выше новеллой «Кавалер Глюк».

Само приключение поручика Пирогова вводит нас в совершенно новый мир. Здесь сталкиваются два «новых человека», два «грядущих хама» – один «из благородных», скорей даже из «среднего класса общества», как поручика аттестовал сам Гоголь, второй же из городского простонародья. Как известно, Ф.М.Достоевский увидел в первом «страшное пророчество гения», набросок психологического типа, необычайно распространившегося с тех пор по просторам Руси. Что же касалось второго, то время его пришло позже. Тип этот принадлежал не столько мирку «петербургских немцев», сколько «петербургской эпохе» в целом, уже начинавшей клониться к закату. Немец же Гоголю понадобился, скорее всего, просто затем, чтобы сделать историю сечения поручика Пирогова чуть более правдоподобной. Русский ремесленник, недавний выходец из деревни, в которой господствовало еще крепостное право, с детства согнутый в три дуги и привыкший получать от господ по морде, если и решился бы на насилие по отношению к офицеру, то не в своей квартире, не в центре Петербурга, и, разумеется, не по причине обиды за то, что тот поцеловал его жену – а если уж взялся бы, то не за прутья, а за топор.

Гончаров

Господам немецкого происхождения довелось внести самый активный вклад в развитие российской промышленности, торговли и банковского дела второй половины XIX века. Подчеркнув это обстоятельство, мы не должны забывать, что ведущая роль в проведении преобразований александровского времени принадлежала вне всякого сомнения представителям русского народа. Доля его в населении Петербурга в продолжение интересующего нас периода не опускалась ниже 80 процентов. Успех реформ зависел, таким образом, в решающей степени от выработки и закрепления новых черт в русском национальном характере. Публицисты и литераторы того времени вовремя заметили изменение доминант общественной психологии и посвятили ему немало ярких страниц. Говорить о каком-либо простом или единообразном процессе здесь, разумеется, не приходится. Тем не менее, нельзя не отметить, что одной из весьма популярных была мысль о привитии россиянам ряда черт, ярче всего отразившихся в немецком национальном характере, и даже составивших его доминанты.

Читатель, скорее всего, догадался уже, к чему мы клоним. Мы действительно предполагаем отдать дань ставшему уже хрестоматийным противопоставлению характеров Обломова и Штольца, выведенных в почти сразу воспринятом русской читающей публикой как классический, романе Ивана Александровича Гончарова. Правда, роман был опубликован в 1859 году, то есть до начала масштабных реформ, а первая часть так и вовсе помечена 1849 годом. Однако тип деятельного и дельного «русского немца» формировался исподволь: эпоха реформ лишь дала направление и выход энергии и честолюбию этих людей. В отечественном литературоведении этот факт был давно установлен и осмыслен: «Роман И.А.Гончарова появился в период подготовки очень важных социальных перемен, прежде всего отмены крепостного права, когда особенно остро встал вопрос об историческом прошлом и будущем развитии „просыпавшейся России“ (А.И.Герцен)», – верно писал советский литературовед М.В.Отрадин.