Метафизика Петербурга. Историко-культурологические очерки

В выпущенной в 1973 году биографии нашего замечательного художника Николая Рериха, подробно описано, как он учился в известной «Гимназии Мая» в 14-й линии Васильевского острова и свел там знакомство с такими своими ровесниками, как Александр Бенуа или Дмитрий Философов, с которыми ему довелось позднее войти в число ведущих деятелей «серебряного века» нашей культуры. Сама обстановка в гимназии была описана Е.И.Поляковой удивительно тепло: директор встречал каждое утро учеников на площадке первого этажа и здоровался с каждым за руку, а в день своего ангела угощал мальчиков «чашкою шоколата». Образование поражает современного читателя своей обстоятельностью. Так, Рерих «учит языки живые и мертвые; Демосфена приходится переводить с древнегреческого не на русский, а на немецкий, потому что преподавание у Мая ведется преимущественно на этом языке. День здесь начинался молитвой православной и лютеранской, дружно уживались два вероисповедания, два вероучителя – пастор Юргенс и импозантный дьякон ближайшей церкви Академии художеств Постников». Собственно, только тут читатель замечает, что описание касается одного из островков петербургско-немецкой культуры, которым довелось сыграть неоценимую роль в русском культурном ренессансе.

В 1984 году, невиданным в наши дни тиражом в 100 тысяч экземпляров, вниманию массовой читательской аудитории был впервые со времени первой публикации в середине сороковых годов XIX столетия представлен сборник «Физиология Петербурга». Знакомясь с содержанием программного очерка В.Г.Белинского «Петербург и Москва», многие читатели с удивлением прочли любопытный пассаж, в котором великий критик сравнивал самоощущение петербуржцев русского и немецкого происхождения, принадлежавших, как говорят сейчас, «к среднему классу» – тогда это были «лица купеческого или мещанского сословия». Так вот, русские в невской столице были «как будто не у себя дома, как будто в гостях, как будто колонисты или заезжие иностранцы. Петербургский немец более их туземец петербургский».

Мы привели несколько примеров, взятых почти наудачу. Число их легко можно было бы умножить. Более того, с ходом времени мысленное восстановление характерных примет петербургско-немецкой культуры старого Петербурга превратилось в своеобразную тенденцию. Видимо, она сыграла свою роль в том, что жители Ленинграда в 1991 году поддержали предложение городских властей вернуть ему историческое имя «Санкт-Петербург». Как нам уже довелось говорить выше, считать это название однозначно немецким было бы некорректно, однако оно, безусловно, является германизированным. Вот почему после всех тех бедствий, которые наш город претерпел в продолжение XX века от германских нашествий, куда как естественным было бы возвращение ему русского имени «Петроград». Дополнительным аргументом в пользу такого решения могло бы служить то, что Санкт-Петербург был переименован в Петроград в 1914 году решением неоспоримо законной власти, во главе которой стоял представитель той же династии, что и царь Петр I, основавший наш город. Временное правительство получило власть из рук Николая II также законным путем – и сохранило за ним имя «Петроград». Затем произошел большевистский переворот, прервавший на время традицию законности и правопорядка. Он и принес городу новое имя «Ленинград». Так что, если уж возвращаться, то к последнему законному имени – а именно, «Петроград».