Метафизика Петербурга. Историко-культурологические очерки

Как бы то ни было, неприятель был в конце концов изгнан из пределов Отечества, а потом Бог привел и к занятию Парижа. По приказанию русского императора, местом проведения пасхального богослужения 10 апреля 1814 года была назначена площадь Людовика XV, расположенная в самом центре Парижа. Посреди площади был сооружен алтарь, вокруг были построены войска и вскоре стогны галльской столицы огласило пение православного пасхального тропаря. Слушая его напев, непривычный для французского уха, многие из присутствовавших вспоминали, что на этой же площади, только чуть ближе к Елисейским полям была поставлена гильотина, на которой отрубили голову последнему королю Франции. «Вот они… мои православные воины, те, кого я по воле непостижимого Провидения привел из глубины их холодной северной страны, чтобы вознести нашу общую молитву к Господу в столице этих иноземцев, которые совсем недавно еще напали на Россию, вознести молитву на том самом месте, где несчастный король пал жертвой холодной ярости… Царь Руси молился по своему православному обряду вместе со своим народом, как бы во очищение этого окровавленного места», – писал сам Александр I в одном частном письме, подтверждая тем самым, что его выбор места был вполне сознательным.

Русский государь избрал таким образом место, наиболее оскверненное «духами революции» – затем, чтобы изгнать его. Между тем, экзорцист всегда подвергается наибольшей опасности нападения демонов – даже по сравнению с тем несчастным, в тело которого они на время вселились. Не ограничился он и однократной литургией на месте, где сама почва, кажется, дышала прежней ненавистью к тронам. Согласно его приказанию, неподалеку от площади, а именно на улице Берри, в том же 1814 году было заложено здание православной церкви во имя святых апостолов Петра и Павла. Церковь была успешно достроена и освящена, а богослужения в ней продолжались в течение нескольких десятилетий. Таким образом, правобережье российской столицы с ее Петропавловским собором оказалось соединенным в сакральном пространстве с правобережьем столицы французского королевства. Думая о том, откуда взяла метафизическое начало трагедия цареубийства на Екатерининском канале в Санкт-Петербурге первого марта 1881 года, мы можем поэтому дать предположительный ответ: от эпохи «парижских триумфов», когда православный монарх открыто и дерзко противопоставил себя «духам революции» в самом их логове.

Маркиз де Кюстин

Восстание декабристов было подавлено, на русский престол сел новый царь, направивший все силы на укрепление самодержавия. Французские аналитики не сомневались в том, что «петербургскую империю» ожидал исторический крах. Задумываясь над тем, каким именно образом он произойдет, они выработали два сценария. Согласно первому из них, в России следовало ожидать разрушительного бунта, который с большой вероятностью пойдет по пути Великой Французской революции и, как она, с большой вероятностью выплеснется за пределы страны. Согласно второму, царю удастся подавить революционное движение, превратив всю страну в один колоссальный военный лагерь: вслед за тем, укрепившаяся империя обрушится на Европу и завоюет ее. Оба сценария, достаточно пессимистичных по отношению к судьбе Франции, стали непременной принадлежностью европейской публицистики своего времени, оказав ей немалую помощь в закреплении образа «царизм (или Россия) – жандарм народов» в умах широких масс французов. Яркую иллюстрацию обоим может дать обращение к тексту путевых заметок известного в свое время публициста Астольфа де Кюстина, посетившего нашу страну в 1839 году. Маркиз ходил по тем же улицам, что и Пушкин за два-три года до него, бывал в тех же салонах и мог наблюдать литературный и художественный быт «золотого века» русской культуры. Что же он увидел?