Метафизика Петербурга. Историко-культурологические очерки

В октябре 1918 года, Французская набережная была переименована в набережную Жореса. Продолжающая ее за Литейным мостом Воскресенская набережная получила в 1923 году имя Робеспьера. В первом переименовании прослеживалась некоторая логика, поскольку вождь французских социалистов, товарищ Жан Жорес действительно очень тепло относился к нашей стране – притом, что франко-русского союза он не принимал, достаточно рано разглядев его наступательную природу – и наверняка с пониманием отнесся бы к эксцессам диктатуры пролетариата. Что же касалось Робеспьера, то он особого интереса к России не питал. На Марсовом поле был расположен мемориал участников Февральской и Октябрьской революции, ставший одним из первых сакральных сооружений победившего коммунизма. Соответственно, оно было переименовано в площадь Жертв Революции, Троицкий мост – в мост Равенства, а старая Троицкая площадь получила название площади Революции в 1923 году. Надо признать, что латентная отсылка к «французскому тексту» в них еще присутствовала – по той простой причине, что третья русская революция возводила свой род непосредственно к Великой Французской революции с ее лозунгами свободы и равенства. Кроме того, иностранные революционеры, упомянутые в надписи на граните мемориала, помещенного в центре площади, были все, как один, французы (напомним, что в тексте, наспех сочиненном А.В.Луначарским, упомянуты «толпы якобинцев», «борцы [революции 18]48 года» и «толпы коммунаров», то есть деятелей Парижской Коммуны 1871 года). В дальнейшем взяла верх тенденция к размыванию этого старого текста. Так, тяжелой зимой 1935 года мост Равенства получил имя С.М.Кирова. Набережная Кутузова, получившая свое имя в 1945 году, представляет собой спорный случай, поскольку остается не вполне ясным, в какой мере сознательным было ее переименование в честь победителя наполеоновской армии. Напомним, что в 1812 году, ожидая назначения в действующую армию, М.И.Кутузов останавливался на время в доме 30 по этой набережной, который в то время принадлежал его дочери.

Мы допустили бы некорректность, сказав, что события Октябрьской революции прервали творческие связи российского и французского зодчества. Как в то ни трудно поверить, проект здания городского мясокомбината, выработанный одним из лидеров ленинградского конструктивизма Ноем Троцким в начале тридцатых годов, привлек к себе интерес французских коллег и оказал некоторое влияние на их творчество. В 1935 году правительственная комиссия приняла жутковатое здание мясокомбината, по сей день возвышающееся на южной окраине города (Московское шоссе, дом 13). А еще через два года, этот проект получил золотую медаль на Международной выставке искусств и техники, организованной в Париже государственным министерством торговли и промышленности. Конечно, схождения такого рода определялись не столько прямыми связями наших зодчих, сколько тем фактом, что все они продолжали идти параллельным курсом в потоке европейского архитектурного процесса, не одобрявшего консервации национальных школ или вариантов «больших стилей».

При переходе к «сталинскому ампиру», связь еще более ослабла, поскольку советские архитекторы обратились в поисках вдохновения к зданиям и ансамблям эпохи «высокого классицизма». Наряду с этим, нельзя забывать, что «александровский ампир», в особенности в его петербургском варианте, был многим обязан как творческим находкам наполеоновских архитекторов, так и личному привлечению ряда французских зодчих – от Томона до Монферрана. Историю типового строительства у нас принято отсчитывать от Всесоюзного совещания строителей 1954 года и соответствующих постановлений Центрального Комитета КПСС и Совета Министров СССР (1955). Впрочем, и эта стратегия, новая для мировой и отечественной архитектуры, была обязана вдохновением трудам ряда новаторов, среди которых были французы. Так, еще в нашумевшем трактате «Об архитектуре», выпущенном в свет в 1923 году, пророк нового архитектурного вкуса Ле Корбюзье призывал: «Крупная индустрия должна заняться домостроением и поставлять серийные элементы домов. Надо создать „дух серийности“ – стремление строить дома сериями, стремление жить в домах-сериях, стремление мыслить о домах как сериях»… Осмотрев архитектурные сооружения нового парижского района Дефанс, в особенности же чудовищную Великую арку («Тэт-Дефанс»), в пролете которой легко уместился бы собор Нотр-Дам со своими обеими башнями, турист из Санкт-Петербурга может лишь благодарить Провидение за то, что Его попечение, вкупе с экономическим кризисом брежневского времени, избавили наш город от новшеств этого рода. Впрочем, кто знает, что готовит нам будущее: автор проекта нового здания Мариинского театра Доминик Перро, равно как его многочисленные единомышленники, работает не покладая рук.

Заключение