Метафизика пола

Метафизической женственности, ее магической функции, maya или зakti, космогонически "другому" присуще свойство привлекательности или о-чаро-вания. Соответствие афродического типа женщины магическому началу подчеркивается во всех мифах и легендах. Вспомним Калипсо, Медею, Изольду и - в некоторых версиях - Брунгильду. Римская Venus Verticordia считалась богиней магических искусств. Общеизвестен образ феи, держащей в руке волшебную палочку. Литературных и мифологических примеров - множество. На большую, чем у мужчины, связь женщины с "землей", с природно-космическим началом указывает связь ее организма с фазами Луны. В древности эту связь целиком относили к женскому аспекту природы в целом, к yin к "ночному" и бессознательному, иррационально - бездонному, к силам тьмы. А это и есть магия в собственном смысле слова, колдовство, "дегенеративная мистика", в противоположность апполоническо-мужественной "высшей магии" - теургии. Среди жертв инквизиции по "колдовским процессам" женщины преобладали над мужчинами - по свидетельству Бодэна в 1500 году, в отношении пятьдесят к одному. Один из наиболее известных демонических трактатов "Malleus Maleilcorum" подробно объясняет, почему коддовство является прерогативой именно женщин. В традициях большинства народов, например, китайцев, магические искусства прямо соотносятся с женским началом. Иероглиф wu, обозначающий мага, относился первоначально только к женщинам. Магическая техника wu сочетала аскезу с оргиазмом. В частности, все ритуалы совершались в обнаженном вдде. Девушки, из которых готовили wu, должны были обладать, помимо природного очарования, качествами уао и miao, что значит "странность", "беспокойство" и тайна". Противоуранические силы, вызываемые wu, именовались "помрачением солнца".

Так каков же мистический смысл женской магии, женского очарования и "совращающей силы"?

Один из персонажей Альфонса Доде говорит: "Она непобедимо затягивает меня внутрь себя. Только у бездны такое очарование". Мы уже рассказывали о ритуальной наготе и ее более ярком проявлении - танце семи покрывал. Дело тут, конечно, не в сбрасывании материальной одежды, но в освобождении женщины от эмпирической индивидуальности, обнажении "элементарной" Девы, Дурги, Примордиальной Женщины - единой во множестве смертных женских обличий. Нагота как таковая - это и есть "самое само" женского очарования. Дело не в животно-телесной "красоте" конкретной женщины, дело в "vertigo", пустоте, взгляде с высоты вниз, в бездну, в безводный колодец - все это, дотворческая первосубстанция, двусмысленность небытия. И это касается не всякой наготы, но только женской. На женщину мужская нагота действует совершенно иначе - как "ограниченная", физико-фалличеcкая, мускулатурно-животная сила "самца". Но для мужчины нагая женщина - всегда Durga, богиня оргиастических празднеств, "Неприступная", Блудница и Мать одновременно, Неисчерпаемая и Девственная. Элементарное желание, соединенное с vertigo, доводит до пароксизма, усиливает жизненные ритмы, в свою очередь 'высасываемые" женской неподвижностью. Что же до удовольствия, получаемого мужчиной от дефлорации и совращения, то оно на самом деле очень поверхностное - это всего лишь удовлетворение тщеславия и гордости. Гораздо более глубоким, хотя, конечно, тоже иллюзорным, является чувство овладения неовладеваемым, то есть именно корнем женского, может быть, и через физическое преодоление сопротивления. Доля садизма присутствует в каждом половом сношении. Но тут не простая алголагния, а трансцендентальная жестокость "растепления" трансцендентального "холода", "наполнения ненаполняемого", ибо в бездну женского все равно все проваливается, как в дыру. Это тщетное стремление "убить" "оккультную женщину", "абсолютную женщину" в тщете овладения все равно всегда мнимого.

[321] Ничто так не привлекает мужчину в половом акте, как само по себе обладание - на грани жизни и смерти - в пьяной горячке взаимной ненависти.