Читаем Метафизика взгляда. Этюды о скользящем и проникающем полностью

Итак, мы начали с магнитного поля, а потом заговорили о карме, так какая же все-таки связь между ними? пожалуй, следующая: быть может, любая наша мысль, любое намерение и любой поступок тоже входят в загадочную область кармического преображения, подобно вхождению феноменов в сильнейшее электромагнитное поле, то есть и там и здесь результаты опыта принципиально непредсказуемы и можно говорить лишь о вероятности результата, как в лотерее, – вот почему заслуга не думать вовсе о заслугах есть, по-видимому, величайшая из заслуг.


II. (Что сказал бы арбитр изящного). – А кроме того, и это важно подчеркнуть, даже буддийское учение о карме мы воспринимаем в конце концов как шедевр искусства, точь-в-точь как иные страницы из «Войны и мира», ничего ведь лучшего на эту тему – то есть о сопряжении нынешней нашей жизни и следующей – сказано не было, и потому мы этому верим, но тоже как бы не совсем в буквальном смысле, как мы верим в существование Андрея Болконского и Анны Карениной, – и там и здесь центральные феномены отсутствуют, однако их отсутствие, вследствие его удачного и убедительного творческого самораскрытия, вторгается в нашу жизнь острее и пронзительней любой реально и обыденно «присутствующей» вещи.

Заострим этот момент: нет ничего благородней буддийского учения о реинкарнации, но и оно в последнем пределе недоказуемо! ощущая воистину каждое движение души и тела как мать предстоящих в будущей жизни душевных и физических побуждений и одновременно как ребенка, рожденного аналогичными побуждениями в жизни предшествовавшей, мы создаем мыслимо совершенную на земле этику и вместе ею живем и дышим, вспомним слова просветленного гималайского йоги Миларепы: «Я давно научился воспринимать эту жизнь и последующую как единую жизнь и потому потерял страх перед смертью», – итак, на строгой космической каузальности стоит весь буддизм.

Но возможна ли она на самом деле? универсален ли вообще причинно-следственный канон? нет, оказывается, не универсален: микрокосмос элементарных частиц ему неподвластен, да и макрокосмос, охватывающий Галактики и различные временные измерения, по-видимому, тоже, – только серединный срез космоса, проанализированный еще И. Ньютоном, зиждется на неизменных каузальных закономерностях, здесь же, как легко догадаться, и критическая точка буддийского учения об инкарнациях, ибо где каузальность, там и реинкарнации, и наоборот: где закон причины и следствия ослаблен, там и «Ахиллесова пята» концепции реинкарнации, математическое доказательство последней, таким образом, отсутствует и не может не отсутствовать.

Зато с какой любовью, с каким утонченным мастерством и с какой сверхчеловеческой творческой силой это отсутствие в буддизме облекается в плоть и кровь! какими трогательными и предельно правдоподобными подробностями оно на каждом шагу пропитано! и как хочется ему поэтому верить! и как, войдя раз в него, уже невозможно из него выйти и в нем усомниться! лучшего сравнения, как опять-таки с удавшимися литературными персонажами, здесь не придумаешь, да и к чему стараться?

Вообще, как все пути ведут в Рим, так, с какой бы стороны ни рассматривать буддизм, он неизменно будет обнаруживать глубочайшее родство с самым высоким искусством, возьмем, например, такой аспект: согласно Будде реальной субстанции, объединяющей все проявления бытия – как равно и соответствующего ей в человеческой психике ощущения – не существует, зато есть множество нереальных, то есть попросту выдуманных человеком субстанций, как то: бог, абсолют, идея, монада монад, полное тождество, мировая воля, бытие, ничто, всепронизывающая пустота и прочее в том же духе; все они прежде всего образы и ничем иным, как образами быть не могут, однако мы прекрасно знаем, насколько сложна, противоречива, загадочна и в конечном счете магична сама по себе природа образа, – последний живет и дышит исключительно благодаря таланту своих авторов-философов, и в этом плане ничем не отличается от классических образов искусства.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тела мысли

Оптимистическая трагедия одиночества
Оптимистическая трагедия одиночества

Одиночество относится к числу проблем всегда актуальных, привлекающих не только внимание ученых и мыслителей, но и самый широкий круг людей. В монографии совершена попытка с помощью философского анализа переосмыслить проблему одиночества в терминах эстетики и онтологии. Философия одиночества – это по сути своей классическая философия свободного и ответственного индивида, стремящегося знать себя и не перекладывать вину за происходящее с ним на других людей, общество и бога. Философия одиночества призвана раскрыть драматическую сущность человеческого бытия, демонстрируя разные формы «индивидуальной» драматургии: способы осознания и разрешения противоречия между внешним и внутренним, «своим» и «другим». Представленную в настоящем исследовании концепцию одиночества можно определить как философско-антропологическую.Книга адресована не только специалистам в области философии, психологии и культурологии, но и всем мыслящим читателям, интересующимся «загадками» внутреннего мира и субъективности человека.В оформлении книги использованы рисунки Арины Снурницыной.

Ольга Юрьевна Порошенко

Культурология / Философия / Психология / Образование и наука
Последнее целование. Человек как традиция
Последнее целование. Человек как традиция

Захваченные Великой Технологической Революцией люди создают мир, несоразмерный собственной природе. Наступает эпоха трансмодерна. Смерть человека не состоялась, но он стал традицией. В философии это выражается в смене Абсолюта мышления: вместо Бытия – Ничто. В культуре – виртуализм, конструктивизм, отказ от природы и антропоморфного измерения реальности.Рассматриваются исторические этапы возникновения «Иного», когнитивная эрозия духовных ценностей и жизненного мира человека. Нерегулируемое развитие высоких (постчеловеческих) технологий ведет к экспансии информационно-коммуникативной среды, вытеснению гуманизма трансгуманизмом. Анализируются истоки и последствия «расчеловечивания человека»: ликвидация полов, клонирование, бессмертие.Против «деградации в новое», деконструкции, зомбизации и электронной эвтаназии Homo vitae sapience, в защиту его достоинства автор выступает с позиций консерватизма, традиционализма и Controlled development (управляемого развития).

Владимир Александрович Кутырев

Обществознание, социология
Метаморфозы. Новая история философии
Метаморфозы. Новая история философии

Это книга не о философах прошлого; это книга для философов будущего! Для её главных протагонистов – Джорджа Беркли (Глава 1), Мари Жана Антуана Николя де Карита маркиза Кондорсе и Томаса Роберта Мальтуса (Глава 2), Владимира Кутырёва (Глава з). «Для них», поскольку всё новое -это хорошо забытое старое, и мы можем и должны их «опрашивать» о том, что волнует нас сегодня.В координатах истории мысли, в рамках которой теперь следует рассматривать философию Владимира Александровича Кутырёва (1943-2022), нашего современника, которого не стало совсем недавно, он сам себя позиционировал себя как гётеанец, марксист и хайдеггерианец; в русской традиции – как последователь Константина Леонтьева и Алексея Лосева. Программа его мышления ориентировалась на археоавангард и антропоконсерватизм, «философию (для) людей», «философию с человеческим лицом». Он был настоящим философом и вообще человеком смелым, незаурядным и во всех смыслах выдающимся!Новая история философии не рассматривает «актуальное» и «забытое» по отдельности, но интересуется теми случаями, в которых они не просто пересекаются, но прямо совпадают – тем, что «актуально», поскольку оказалось «забыто», или «забыто», потому что «актуально». Это связано, в том числе, и с тем ощущением, которое есть сегодня у всех, кто хоть как-то связан с философией, – что философию еле-еле терпят. Но, как говорил Овидий, первый из авторов «Метаморфоз», «там, где нет опасности, наслаждение менее приятно».В этой книге история используется в первую очередь для освещения резонансных философских вопросов и конфликтов, связанных невидимыми нитями с настоящим в гораздо большей степени, чем мы склонны себе представлять сегодня.

Алексей Анатольевич Тарасов

Публицистика

Похожие книги