Читаем Метафизика взгляда. Этюды о скользящем и проникающем полностью

Но любой путь следует все-таки предпочитать падению.

X. (Любопытное указание свыше). – Когда Гермес, исполняя волю богов, сообщает Одиссею, что тот просто обязан жить с волшебницей Цирцеей как женщиной, иначе это будет расценено богами как смертельное оскорбление их соплеменницы, то в этой благой для любого среднестатистического мужчины вести сказалась, быть может, глубочайшая природа вещей, – в самом деле, и до сих пор нам кажется, что совсем не одно и то же, соблазняет ли мужчина женщину или женщина мужчину: первый случай столь же классический, сколь и тривиальный, и побеждающая соблазн женщина как правило даже выигрывает в глазах соблазняющего мужчины, не говоря уже об окружении, а вот во втором случае все обстоит гораздо сложнее, и если речь идет не о дешевом флирте или тщеславном торжестве потерявшей честь женщины над какой-нибудь своей приятельницей, мужчина, не поддающийся женскому соблазну – причем в последнем, как уже сказано, обязательно должны присутствовать черты большого достоинства, то есть женщина должна быть попросту очень серьезно увлечена мужчиной – чувствует себя отнюдь не так комфортно, как женщина на его месте, – и вот с этой внутренней и часто невидимой для других раной он отныне обречен жить до конца дней своих, и никакая благодарность супруги, никакое удовлетворенное чувство долга, никакая спокойная совесть и никакое признание людей не в состоянии полностью залечить эту рану, – самое же парадоксальное то, что, уступи он в свое время соблазну и войди в сделку с совестью, он заполучил бы, конечно, тоже некоторую душевную рану, но она, эта рана по всей видимости залечилась бы гораздо скорее, чем та, которую он приобрел, сохранив чистую совесть и верность жене или себе.

Алгебра гармонии

I. (Житейский подход). – Примерка новых ботинок в том смысле может быть сопоставлена с первым знакомством с женщиной, что от них полностью зависит дальнейшее житейское – а значит и любое другое удобство: и там и здесь следует прислушиваться к ощущению элементарного телесного (и душевного) комфорта, и там и здесь желательно избегать вычурной красоты, создающей искусственное напряжение, и там и здесь ни в коем случае нельзя уповать на то, что «будущее что-то исправит», – в самом деле, надежда на то, что ботинки, хотя теперь и немного жмут, со временем разносятся и все будет в порядке, совершенно безосновательна (они никогда не разносятся, и каждый шаг будет причинять определенное неудобство), и точно так же чувствование некоторого тонкого, но глубокого неудобства в любовном дебюте будет с годами только усиливаться, но никак не ослабляться.

Вообще многое на заре такого монументального начинания, как большая любовь, может слагаться не так, как хотелось бы, но это вполне нормально, – когда судьба сводит мужчину и женщину, она даже с удовольствием и от души подстраивает им великое множество козней (которые они должны преодолеть, чтобы оправдать доверие к ним судьбы, и преодоление которых составляет как раз содержание бесчисленных и довольно неплохих романов и фильмов о любви).

Однако уже в первом разговоре с женщиной и в самом пребывании подле нее должно обязательно хоть в малой мере присутствовать то несомненное чувство абсолютного и беспримесного, как солнечный свет, житейского комфорта, перерастающего в тихое блаженство, или наоборот, неземного блаженства, возвращающегося в житейский комфорт, из которого, подобно дереву из семени, вырастет когда-нибудь гармоническое – а значит лучшее из всех возможных – отношение между мужчиной и женщиной.

II. (Физики и лирики). – Первое: если время и пространство действительно едины, и не только на физикальном, но и на бытовом уровне, – а в этом сомневаться нынче разумному человеку как-то не приходится, – то в таком случае любые изменения феномена, происходящие во времени и вполне очевидные только по прошествии определенного времени, должны быть заметны опытному глазу еще задолго до необратимых временных изменений, – именно тогда, когда они, эти будущие изменения, подобно мушке в янтаре, застыли как бы в куске пространства, – например, в слишком непостоянном, оживленном и как бы масляном взгляде кем-то безумно возлюбленной, а самой лишь слегка влюбленной женщины.

И ничто и никто не убедит меня в том, что именно здесь, в этом взгляде и был зародыш будущего разлада между пока еще вполне счастливыми партнерами, и более того: ничто и никто не убедит меня в том, что уродливая тенденция развития этих до поры до времени гармонических отношений была неизбежна, как ход часовой стрелки, – так что умение рассматривать пространство и время в их изначальном и глубоком единстве, безусловно, очень важно для физика, но гораздо важнее для человека, желающего создать счастливую семью.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тела мысли

Оптимистическая трагедия одиночества
Оптимистическая трагедия одиночества

Одиночество относится к числу проблем всегда актуальных, привлекающих не только внимание ученых и мыслителей, но и самый широкий круг людей. В монографии совершена попытка с помощью философского анализа переосмыслить проблему одиночества в терминах эстетики и онтологии. Философия одиночества – это по сути своей классическая философия свободного и ответственного индивида, стремящегося знать себя и не перекладывать вину за происходящее с ним на других людей, общество и бога. Философия одиночества призвана раскрыть драматическую сущность человеческого бытия, демонстрируя разные формы «индивидуальной» драматургии: способы осознания и разрешения противоречия между внешним и внутренним, «своим» и «другим». Представленную в настоящем исследовании концепцию одиночества можно определить как философско-антропологическую.Книга адресована не только специалистам в области философии, психологии и культурологии, но и всем мыслящим читателям, интересующимся «загадками» внутреннего мира и субъективности человека.В оформлении книги использованы рисунки Арины Снурницыной.

Ольга Юрьевна Порошенко

Культурология / Философия / Психология / Образование и наука
Последнее целование. Человек как традиция
Последнее целование. Человек как традиция

Захваченные Великой Технологической Революцией люди создают мир, несоразмерный собственной природе. Наступает эпоха трансмодерна. Смерть человека не состоялась, но он стал традицией. В философии это выражается в смене Абсолюта мышления: вместо Бытия – Ничто. В культуре – виртуализм, конструктивизм, отказ от природы и антропоморфного измерения реальности.Рассматриваются исторические этапы возникновения «Иного», когнитивная эрозия духовных ценностей и жизненного мира человека. Нерегулируемое развитие высоких (постчеловеческих) технологий ведет к экспансии информационно-коммуникативной среды, вытеснению гуманизма трансгуманизмом. Анализируются истоки и последствия «расчеловечивания человека»: ликвидация полов, клонирование, бессмертие.Против «деградации в новое», деконструкции, зомбизации и электронной эвтаназии Homo vitae sapience, в защиту его достоинства автор выступает с позиций консерватизма, традиционализма и Controlled development (управляемого развития).

Владимир Александрович Кутырев

Обществознание, социология
Метаморфозы. Новая история философии
Метаморфозы. Новая история философии

Это книга не о философах прошлого; это книга для философов будущего! Для её главных протагонистов – Джорджа Беркли (Глава 1), Мари Жана Антуана Николя де Карита маркиза Кондорсе и Томаса Роберта Мальтуса (Глава 2), Владимира Кутырёва (Глава з). «Для них», поскольку всё новое -это хорошо забытое старое, и мы можем и должны их «опрашивать» о том, что волнует нас сегодня.В координатах истории мысли, в рамках которой теперь следует рассматривать философию Владимира Александровича Кутырёва (1943-2022), нашего современника, которого не стало совсем недавно, он сам себя позиционировал себя как гётеанец, марксист и хайдеггерианец; в русской традиции – как последователь Константина Леонтьева и Алексея Лосева. Программа его мышления ориентировалась на археоавангард и антропоконсерватизм, «философию (для) людей», «философию с человеческим лицом». Он был настоящим философом и вообще человеком смелым, незаурядным и во всех смыслах выдающимся!Новая история философии не рассматривает «актуальное» и «забытое» по отдельности, но интересуется теми случаями, в которых они не просто пересекаются, но прямо совпадают – тем, что «актуально», поскольку оказалось «забыто», или «забыто», потому что «актуально». Это связано, в том числе, и с тем ощущением, которое есть сегодня у всех, кто хоть как-то связан с философией, – что философию еле-еле терпят. Но, как говорил Овидий, первый из авторов «Метаморфоз», «там, где нет опасности, наслаждение менее приятно».В этой книге история используется в первую очередь для освещения резонансных философских вопросов и конфликтов, связанных невидимыми нитями с настоящим в гораздо большей степени, чем мы склонны себе представлять сегодня.

Алексей Анатольевич Тарасов

Публицистика

Похожие книги