Читаем Метафизика взгляда. Этюды о скользящем и проникающем полностью

В самом деле, смотреть на женщину и в сердце с ней прелюбодействовать – да, это конечно же не смертный грех – о каком грехе может идти речь, когда задействован важнейший природный инстинкт? – а всего лишь элементарная пошлость.

И вот мгновенно и круто ее в себе преодолевая – так, наверное, берут быка за рога – и настраиваясь на сугубо человеческое там, где половое начало его до неузнаваемости обволокло, узнаешь вдруг – и быть может впервые – Высшее в себе: то самое, следуя за которым, только и можно прийти к Богу, во всяком случае другого пути к Нему нет.

И все-таки странным образом остается сомнение: сомнение не в том Высшем внутри себя, которое так неожиданно и ясно обнаружилось вдруг на улице при взгляде на незнакомую женщину, а в том, что посредством него придешь к Богу, и сомнение это по самой своей природе – мрак, а то, в чем приходится сомневаться – свет.

Но почему же, почему мир устроен так, что даже нечто безусловно высокое и лучшее в человеке, исходящее из глубин его сердца – есть ли лучший источник? – не обязательно идентично с Богом? и вот вместе с вопросом автоматически рождается сатана, который, как и сам вопрос, разумеется, всегда пребывал в мире, но только «инкогнито и с секретным предписанием».

VIII. (Гром среди ясного неба). – Не подлежит сомнению, что в общении между людьми решающее значение имеет возможность войти в с ними при благоприятных условиях в более тесное и в идеале даже родственное отношение, то есть если, к примеру, встречаясь с женщиной гораздо нас старше или девушкой значительно нас моложе, так что любовное отношение между нами изначально исключено, мы все-таки тем не менее по какому-то странному, безошибочному и обязательно обоюдному чувству точно знаем, что такое отношение в принципе возможно – за вычетом разницы в возрасте или при иных обстоятельствах или даже в иной жизни – тогда у нас к такой женщине или девушке устанавливается совершенно иное и гораздо более глубокое экзистенциальное отношение, как если бы половой контакт был непредставим ни при каких условиях, даже если ни мы, ни она ни малейшим жестом, взглядом или словом не дали друг другу о том понять.

И вот, точно в подтверждение этой истины, бывают моменты, когда мужчина в толпе встречает женский взгляд, который особенно его тревожит: это тот самый взгляд, из которого может выйти его «целая совместная жизнь», но он тут же с некоторым сожалением или облегчением – почему-то одно здесь неотделимо от другого – осознает, что взгляд этот принадлежит не более-менее равновозрастной ему женщине, а девушке, годящейся ему разве что в дочери, и сходное невольное смущение: она ведь испытывает те же самые чувства и в той же самой последовательности, что он с тайным удовлетворением и отмечает в глазах той милой девушки, – итак, эта секунда поистине судьбоносна, потому что именно в течение ее происходит, иногда сознательно, а иногда бессознательно, выбор колоссального нравственного значения: мужчина должен для себя решить, будет ли он отныне смотреть на эту девушку как на женщину или как на родную дочь, – и от этого решения, несмотря на то, что они, судя по всему, никогда больше не встретятся, зависит многое: настолько многое, что, когда он спрашивает себя, что же именно, он ничего не может ответить и, раздосадованный на себя за невозможность ответить на самый простой, как ему казалось, вопрос, он отбрасывает слишком глубокомысленные для него функции близкой женщины или дочери, оставляя лишь роль случайной прохожей.

Это и есть то самое упрощение жизни, которое мы делаем всякий раз, когда у нас нет сил или возможностей ее усложнять.

IX. (Обретение пути истинного). – Мимолетный острозаинтересованный взгляд в толпе какой-нибудь интересной женщины, – он завораживает замужнего мужчину возможностью красивой интриги, адюльтера или даже альтернативной семейной жизни: как непохож такой взгляд на привычную палитру взгляда жены, которая все о муже знает и все в нем принимает!

В супружеском взгляде может быть что угодно, но там нет той приключенческой и вместе глубоко экзистенциальной новизны, которая так хищнически сквозит и будоражит в глазах посторонней женщины, – что делать тогда мужчине? в эту минуту надлежит ему вспомнить, что и супруга его когда-то смотрела на него подобным взглядом: теперь этого взгляда, правда, уже нет, но то, что пришло на его место, с избытком его уравновешивает.

А вот будет ли анонимная соблазнительница смотреть на него спустя годы теми же понимающими и всепрощающими глазами, какими смотрит на него его жена, это еще большой вопрос: в этом вопросе, однако, и весь ответ, – итак, идите за взглядом любящей жены вашей, как за Ариадниной нитью, и вы прямиком выйдете к царствию Божию.

Но даже если и не выйдете, все равно нужно идти этим путем, потому что другого пути для вас просто нет, или, точнее, лучше считать, что его нет: ведь путь за взглядом женщины из толпы – это не путь, а падение, хотя куда именно – в блаженство или в страдание, пока не ясно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тела мысли

Оптимистическая трагедия одиночества
Оптимистическая трагедия одиночества

Одиночество относится к числу проблем всегда актуальных, привлекающих не только внимание ученых и мыслителей, но и самый широкий круг людей. В монографии совершена попытка с помощью философского анализа переосмыслить проблему одиночества в терминах эстетики и онтологии. Философия одиночества – это по сути своей классическая философия свободного и ответственного индивида, стремящегося знать себя и не перекладывать вину за происходящее с ним на других людей, общество и бога. Философия одиночества призвана раскрыть драматическую сущность человеческого бытия, демонстрируя разные формы «индивидуальной» драматургии: способы осознания и разрешения противоречия между внешним и внутренним, «своим» и «другим». Представленную в настоящем исследовании концепцию одиночества можно определить как философско-антропологическую.Книга адресована не только специалистам в области философии, психологии и культурологии, но и всем мыслящим читателям, интересующимся «загадками» внутреннего мира и субъективности человека.В оформлении книги использованы рисунки Арины Снурницыной.

Ольга Юрьевна Порошенко

Культурология / Философия / Психология / Образование и наука
Последнее целование. Человек как традиция
Последнее целование. Человек как традиция

Захваченные Великой Технологической Революцией люди создают мир, несоразмерный собственной природе. Наступает эпоха трансмодерна. Смерть человека не состоялась, но он стал традицией. В философии это выражается в смене Абсолюта мышления: вместо Бытия – Ничто. В культуре – виртуализм, конструктивизм, отказ от природы и антропоморфного измерения реальности.Рассматриваются исторические этапы возникновения «Иного», когнитивная эрозия духовных ценностей и жизненного мира человека. Нерегулируемое развитие высоких (постчеловеческих) технологий ведет к экспансии информационно-коммуникативной среды, вытеснению гуманизма трансгуманизмом. Анализируются истоки и последствия «расчеловечивания человека»: ликвидация полов, клонирование, бессмертие.Против «деградации в новое», деконструкции, зомбизации и электронной эвтаназии Homo vitae sapience, в защиту его достоинства автор выступает с позиций консерватизма, традиционализма и Controlled development (управляемого развития).

Владимир Александрович Кутырев

Обществознание, социология
Метаморфозы. Новая история философии
Метаморфозы. Новая история философии

Это книга не о философах прошлого; это книга для философов будущего! Для её главных протагонистов – Джорджа Беркли (Глава 1), Мари Жана Антуана Николя де Карита маркиза Кондорсе и Томаса Роберта Мальтуса (Глава 2), Владимира Кутырёва (Глава з). «Для них», поскольку всё новое -это хорошо забытое старое, и мы можем и должны их «опрашивать» о том, что волнует нас сегодня.В координатах истории мысли, в рамках которой теперь следует рассматривать философию Владимира Александровича Кутырёва (1943-2022), нашего современника, которого не стало совсем недавно, он сам себя позиционировал себя как гётеанец, марксист и хайдеггерианец; в русской традиции – как последователь Константина Леонтьева и Алексея Лосева. Программа его мышления ориентировалась на археоавангард и антропоконсерватизм, «философию (для) людей», «философию с человеческим лицом». Он был настоящим философом и вообще человеком смелым, незаурядным и во всех смыслах выдающимся!Новая история философии не рассматривает «актуальное» и «забытое» по отдельности, но интересуется теми случаями, в которых они не просто пересекаются, но прямо совпадают – тем, что «актуально», поскольку оказалось «забыто», или «забыто», потому что «актуально». Это связано, в том числе, и с тем ощущением, которое есть сегодня у всех, кто хоть как-то связан с философией, – что философию еле-еле терпят. Но, как говорил Овидий, первый из авторов «Метаморфоз», «там, где нет опасности, наслаждение менее приятно».В этой книге история используется в первую очередь для освещения резонансных философских вопросов и конфликтов, связанных невидимыми нитями с настоящим в гораздо большей степени, чем мы склонны себе представлять сегодня.

Алексей Анатольевич Тарасов

Публицистика

Похожие книги