Метафизика взгляда. Этюды о скользящем и проникающем

I. (Застарелый недуг). – Если действительно самая важная истина для нас состоит в том, что смерть к нам когда-нибудь придет, но никто из нас не знает точно, когда именно и при каких обстоятельствах она придет, – так что по мере набирания возраста начинаешь невольно повнимательней присматриваться к собственным хроническим заболеваниям: положим, там еще нет смертельной опасности как таковой, но ведь нужно сообразить и то, что смерть уже присматривается к нам издалека, уже пробует легкими толчками ту пока еще невидимую для нас дверь в нашем теле, через которую она к нам войдет, и если как следует поразмыслить, какая смерть для нас наилучшая: вследствие несчастного случая, во сне или от инфаркта, когда полностью отсутствует возможность мало-мальски к ней подготовиться, или мучительно-безнадежная: от рака, когда безобразный приговор парализует душевные силы, или от чужой руки, когда ужас и жажда мести надолго могут отвлечь нас от первичных задач посмертной реальности, или от старости, когда бессилие и старческий маразм безбольным, но страшным образом размывают личность, точно морская волна песочный городок, – итак, поразмыслив тогда здравым умом над предпочтительнейшим для нас видом смерти, мы приходим к выводу, что та самая хроническая болезнь, которая донимает нас теперь как одинокий комар ночью в южном отпуске, и о фантастическом выходе которой из нас в один прекрасный момент: ну, скажем в виде мерзкого извивающегося червя с калом мы втайне, быть может, мечтали, – она-то и является, пожалуй, той поистине идеальной дверью, через которую смерть могла бы войти в нас, но, к сожалению, не обязательно войдет, а почему?

Да потому что мы сроднились с нашим хроническим заболеванием, мы знаем его как свои пять пальцев, мы привыкли к нему до такой степени, что не можем уже себя физически без него и помимо него представить, мы видим, что оно в своей естественной замедленности нас щадит, и мы чувствуем, что этой замедленности нет предела: так что критический момент несовместимости с жизнью постоянно как бы отступает на шаг, и сколь бы плохо нам ни было, остается реальная надежда, что это еще не конец.

А когда смерть все-таки придет, мы, во-первых, будем благодарны ей за то, что она так долго оттягивала свой приход, а во-вторых, это будет полностью наша смерть – до той предельной степени, когда нам наше астральное тело невозможно будет помыслить без признаков былой хронической болезни – ведь чем является астральное тело как не духовным экстрактом всего нашего прежнего физического и психического жития-бытия? – и вот это отношение к собственному застарелому недугу пусть и не как к доброму старому другу, а хотя бы как к строгому, нелицеприятному, готовому вам при случае сказать правду в лицо и все же по большому счету справедливому и доброжелательному приятелю, – оно, это отношение к собственному больному органу, поверьте, настолько же серьезное, глубокое и полноценное, как и отношение к богу, человеку или к животному.

II. (Всего лишь намек, но как много за ним стоит). – Иные смертельные заболевания или несчастные случаи настолько трагичны, что уже просто попытка найти для них какие бы то ни было «высшие» причины приводит к обратным результатам: лучше оставить все как есть.

Да, иная страшная жизненная развязка напоминает занозу, которая бродит у самого сердца, – и тогда желание увидеть в ней (развязке) волю Господнюю или кармический приговор как-то вдруг нестерпимо начинает раздражать.

И вроде бы сознаешь, что объяснение само по себе глубокое и даже исчерпывающее, и душа вроде бы должна найти в нем успокоение… однако не находит, почему? начинаем ли мы в этот момент думать, что все было делом случая? нет, не обязательно! склоняемся ли к тому, что доискиваться до причин бесполезно? да, и это тоже, но инстинктивно продолжаем все-таки доискиваться.

Каков же итог наших попыток постигнуть «квадратуру круга»? мне кажется, что в самой последней нашей глубине: там, где таинственно соединяются все тихие шепоты сердца, все прозрения умудренного сознания и все опыты жизни, как свершившиеся, так и в особенности еще не сделанные, но уже верно предугаданные, итак, в точке соприкосновения главных наших параллелей и меридианов рождается великая догадка об одновременной возможности несовместимых между собой и исключающих одна другую причин: как, например, воли Господней, кармического приговора и случая.

Но ни постигнуть это умом, ни тем более выразить в словах нельзя: и приходится безмолвствовать, и оглушительное это безмолствование похоже как на первую реакцию после обнаружения неверности супруга, в которого мы верили как в самого себя, так и на предчувствие счастливого и взаимного объяснения в любви.