Метафизика взгляда. Этюды о скользящем и проникающем

На одну из таких параллелей – пусть неприметную, пусть ровным счетом ничего не значащую и тем не менее чрезвычайно любопытную – я сам наткнулся совсем недавно, читая и перечитывая моих любимых авторов.

Когда Парамаханса Йогананда, это полное и совершенное воплощение божественной любви, мудрости и света, совершил – под видом инфаркта! – махасамадхи, то есть добровольно покинул свое тело, оно, вопреки физическим законам, еще долгое время оставалось неподверженным тлению; вот что сообщает мистер Харри Т. Роув, директор морга в Форест-Лоуне: «Отсутствие каких-либо видимых признаков разложения тела Парамахансы Йогананды является самым исключительным случаем за все время нашей работы. Не заметно никакого физического распада. Такое состояние полной сохранности тела не имеет примеров в анналах нашего морга. Внешний облик Йогананды по состоянию на 27 марта, когда гроб накрыли крышкой, был таким же, как и 7 марта. Он выглядел 27 марта таким же свежим и совершенно нетронутым разложением, каким был в ночь своей смерти».

Как тут не вспомнить самого страшного нашего классика! – «Такая страшная, сверкающая красота! Он отворотился и хотел отойти; но по странному любопытству, по странному поперечивающему себе чувству, не оставляющему человека, особенно во время страха, он не утерпел, уходя, не взглянуть на нее и потом, ощутивши тот же трепет, взглянул еще раз. В самом деле, резкая красота усопшей казалось страшною. Может быть, даже она не поразила бы таким паническим ужасом, если бы была несколько безобразнее. Но в ее чертах ничего не было тусклого, мутного, умершего. Оно было живо, и философу казалось, как будто бы она глядит на него закрытыми глазами. Ему даже показалось, как будто из-под ресницы правого глаза ее покатилась слеза, и когда она остановилась на щеке, то он различил ясно, что это была капля крови».

Дж. Дональд Уолтерс, ученик Йогананды в своей автобиографической книге «Путь» сообщает. – «Тело Мастера доставили в Маунт-Вашингтон и бережно положили на кровать. Один за другим, мы в слезах склоняли перед ним колени»; «Сколько тысячелетий потребовалось, – изумлялась мисс Ланкастер, глядя на него с тихим благоговением, – чтобы создать столь совершенное лицо!»; «После того как мы вышли из комнаты, одна Дая Мата осталась у тела Мастера. Когда она неотрывно смотрела на него, на его левом веке показалась слеза и медленно скатилась вниз на щеку. С нежностью она поймала ее носовым платком».

К счастью, слеза скатилась с левого глаза Мастера, но с точки зрения космического противостояния вечных противоположностей это и не могло быть иначе.

Сиамские близнецы

I. – Только при прощании с каким-то человеком, но также событием или фазой жизни отчетливо чувствуются все те собственные ошибки, слабости и недочеты, из-за которых общение (с человеком) или пребывание (в событии и фазе) заметно утеряли тот свет, что вами в них должен был быть обязательно привнесен, и более того, вместо света вы привнесли туда мрак и вы сами это отчетливо осознаете: вы как бы не сдали решающего экзамена! и вы не сдали бы его снова и снова, если бы ситуация повторилась! хуже того, вы не сдали бы его никогда, потому что жизнь как таковая и прощание с жизнью суть разные и быть может несовместные вещи, – пока вы живете, вы невольно грешите, смутно чувствуете, что грешите, с улыбкой машете рукой: мол, как-нибудь образуется! и так до судьбоносного момента прощания… но как же тогда все вдруг меняется! откуда берется, например, этот ясный, чистый, идущий из глубины сердца и в то же время поистине неземной свет, который вам открывает глаза на все то, что вы должны были сделать, могли сделать и все-таки не сделали, а исправить уже ничего нельзя? и ладно бы только этот частный и конкретный суд над завершенным отрезком жизни, но за ним следует новый отрезок жизни, в который, зная наверняка, что и он когда-нибудь завершится прощанием, можно было бы, исходя из предшествующего опыта, внести гораздо больше света… но опять вместо света туда вносится мрак… почему? не потому ли, что привнесение в житейскую действительность чистого света сопровождается обычно странным, настораживающим и отпугивающим чувством, будто вы в какой-то мере перестаете жить, – да, все вроде бы стало лучше: и вокруг, и внутри вас, а жизнь как будто везде поубавилась, – и вот тогда, как при нехватке воздуха делают жадный, судорожный и по сути неконтролируемый вдох, вы с некоторым сознательным ожесточением забудете ослепительно-светлые уроки прощания, чтобы просто вернуться к прежней и привычной жизни, которая, увы! никогда не бывает и не может быть слишком светлой.