Метафорическая призма

– Помнишь, как я с ним вышла гулять зимой в той дурацкой шубке из искусственного советского меха? Стала кататься по ледяной дорожке. Дружок в восторге бегал за мной туда-сюда. И лаял, как будто требовал объяснений этого фокуса. А потом я упала и никак не могла подняться. Он хватал шубу зубами, чтобы поднять меня. – Взгляд Алёны, остановившийся на оконной раме, но предназначенный совсем не ей, становится нежнее. – Досталось же ему потом за оторванный воротник!

– Да, шубка была хорошая, на новогоднюю премию тебе купила. А теперь думаю, может зря я тогда его так налупила, надо было сдержаться, выждать, пока злость пройдёт, и пришить этот воротник молча…– Анна Ивановна, наконец, решается присесть рядом с дочерью. – Попробуй селёдку-то.

– Фу, я такую не могу есть, я люблю финскую в горчичном соусе. А Дружок, помнишь, всё мог съесть – и селедку, и макароны, и манную кашу. – Алёна снова даёт слабину, но тут же прячет улыбку. – А кофе есть у тебя?

– А как же! – Анна Ивановна, стараясь угодить, поскорее поднимается с табуретки. – Соседка угостила, очень хорошие пакетики «три в одном»! Алёна презрительно фыркает.

– Не надо мне пакетики, я тебе в следующий раз привезу нормальный молотый и френч-пресс, будешь быстро заваривать.

– Да я кофе-то не пью, если только для тебя держать. – В кухню из коридора входит второй серый кот, потягивается, принюхивается и подходит к Алёниной ноге под столом.

– А ну пошёл отсюда! – Кот вероломно получает ногой в живот и отлетает обратно в коридор. – Не смей тереться о мои чёрные рабочие брюки! Мам, выгони их отсюда!

– Да куда ж я их выгоню, они тут хозяева. – Анна Ивановна ласково улыбается котам.

– Дружку ты объясняла по-другому, помнишь? Говорила, что хозяин здесь ты, а он всего лишь безродный пёс, подобранный во дворе.

– Помню, как не помнить. Он так жалобно смотрел, когда в кухне пахло котлетами. А я его вот так же ногой выгоняла, как ты сейчас котов. Этих я, конечно, больше балую. – Анна Ивановна замечает, что дочь достаёт из банки чёрные ягоды прямо наманикюренными пальцами. – Алён, ты брезгуешь моей посудой, что ли? Хочешь, я вилку другую дам?

– Да, вилочка, конечно, древняя, но есть я всё равно не буду, я на диете. И вообще, мне, наверное, пора. – Алёна на секунду задумывается. – А у тебя не осталось фотографий с Дружком?

– Что это ты сегодня его вспомнила? Хватит прошлое ворошить! У меня даже сердце прихватило. Надо принять что-нибудь.

– Ну ладно. – Направляясь в коридор, Алёна говорит: – Мне тоже очень больно было, когда я вернулась из лагеря, а ты сказала, что Дружка пришлось усыпить. Я рыдала неделю. Сколько ему лет-то было, что он так сильно сдал за месяц без меня?

– Ну лет восемь, может, я не помню – Анна Ивановна шаркает за дочерью, шумно выдыхает, вытягивая губы. – Шарф не забудь на крючке!

– Надеюсь, до крючка кошачья шерсть не долетает! – Алёна несколько раз встряхивает шёлковый шарф и завязывает его на шее каким-то особенным узлом. Не давая матери возможности обняться, быстро чмокает её в щёку. – Ты прям побледнела. Пойди, полежи сейчас. – Даже на секунду приблизившись, Алёна чувствует запах лекарств и немытых волос, снова морщится. Уже открыв дверь, оглядывается и говорит:

– Хоть сейчас ты можешь рассказать, чем он заболел, и каким ты его видела в последний раз?

Мать опускает глаза, упирается левой рукой в стену, правую прикладывает к сердцу.

– Ты только не ругайся. Я очень жалею, что так поступила…

Алёна замирает на пороге. Коты трутся о её брюки.

– Ты уехала, а я работала с утра до ночи, у меня там проблемы были. Однажды пришла вся на нервах, а он тут у дверей целую кучу навалил. Ну, теперь-то я понимаю, что пёс был старый, не дождался выгула. Но тогда я очень разозлилась. – Анна Ивановна вдыхает поглубже. – Я представила, что такое меня будет ждать каждый вечер. На следующее утро села с ним в трамвай, доехала до конечной, где ветеринарка, выпустила на газон, а сама, не оглядываясь, – на работу. Думаю, добрые люди его потом забрали…

На этих словах старушка отворачивается и очень медленно, по стеночке, уходит в свою комнату.

Алёна чувствует, как дрожат её губы, руки и даже колени. Перед глазами всё плывёт. К горлу подкатывает отвращение. Она резко поворачивается на каблуках, ударяется плечом о дверной косяк и бежит два пролёта вниз, хватаясь то за шершавые перила, то за облупившиеся стены. Вырвавшись из темноты, сырости и безысходности родного подъезда, она наклоняется над постаревшей клумбой и блюёт.

Метафорическая призма

В Туле я оказался случайно. Живу в Москве, работаю продавцом в книжном. График безвыходных я выбрал сам, чтобы не мучиться вопросом, чем заняться дома. На работе я много читаю, а общение с коллегами и покупателями вполне заменяет мне дружбу. В принципе, меня всё устраивает, но не скажу, что счастлив.