Метагалактика 1993 № 2

— Ты знаешь, Миша, а ведь я так и не активизировал вышки. Помнишь, я сказал, что пора кончать, что все равно лес заберет свое, помнишь? Я ведь ерунду тогда говорил, ничего не соображал, совсем свихнулся от страха. Безмозглый я дурак! Ну зачем я оставил вышки?

Михаил промолчал. Он не знал, что сказать.

— Кроме меня и вас здесь никого нет (Михаил удивленно поднял брови). Никто не поставит активаторы в нужное положение. Никто! И город рухнет…

Лещь захлопнул книгу, бросил на полку и, упершись локтями в колени, с силой провел ладонями по лицу.

— Все образуется, — сказал Михаил. — Ты просто устал. Ты боишься. Завтра же мы найдем эти вышки, и ты все сделаешь, хорошо?

— Хорошо-то хорошо-о… — Лещь спустился с лесенки, сложил ее и прислонил к полкам. — Только… — Он неуверенно посмотрел на Михаила. — Это ты правда насчет ног на станции?

— Ну… да, — запинаясь ответил Михаил. — Может даже и показалось. Не обращай внимания, — сказал он ласково. — Никто нас не обидит, потому что никого нет. Все в порядке.

— Мне бы твой оптимизм, — вздохнул Лещь, притащил из соседней комнаты полосатый матрас, улегся около стеллажа и закрыл глаза.

Михаил посмотрел на товарищей. Яран громко сопел, и в такт дыханию топорщился и мягко разглаживался гребень на макушке. Под мощным спинным панцирем размеренно колыхались жабры и вздыхали, как кузнечные мехи. Лещь лежал в ужасно неудобной позе человека, которому только что свернули шею. Во сне он тихонько постанывал и иногда резко перекатывался на другой бок, с размаху ударяясь позвоночником в стеллаж, угрожающе раскачивая над собой книги. Михаил смотрел на них обоих. Это же было недавно, совсем недавно…

…Они долго брели по Великой трясине по колено в вязкой растительной жиже, и при каждом шаге ил под ногами прогибался, вжимая в глубину утонувшие большие листья, а по поверхности разбегались круги ряби, тяжело раскачивая ряску, пышные розовые кусты, из которых осторожно выглядывали болезненного вида улитки без раковин и дикие яркие лягушки. Корни цепко и крепко хватали за обувь, и у Михаила каждый раз замирало сердце, потому что впереди вот уже третий раз высовывался волосатый выпуклый глаз на голенастой ноге, похожей на перископ подводной лодки. Михаил ни разу в жизни не видел настоящего брюхонога, но Октар одно время все уши ему прожужжал, описывая глубинное чудовище. Он рассказывал ужасные вещи. Трясина имела несколько уровней, разгороженных толстыми пластами ила, листьев и прочей гнили, в которых все дальше от поверхности обитали «разные ужасные твари». Октар таинственным шепотом рассказывал, что брюхоноги набрасываются не сразу, они долго выслеживают жертву, заставляя вилять мелкую живность у ног и пугая, потом резко набрасываются из воды. Михаил не очень верил. Лучше один раз увидеть… А лучше вообще не увидеть.

Они нервничали. Яран все поторапливал, а когда Михаил раздраженно спросил, в чем дело, Яран сказал, что весь ил, по которому они прошли, исчез, и теперь там порядочная глубина. Было страшно.

Скоро они вышли на гать. Гать была широкая и бесконечная, над ней в изумрудном тумане летучей паутины нависал лес — огромная бесформенная масса ветвей, листьев, стволов, напрочь закрывающая солнце, пестрая зеленая маска на лице планеты, скрывающая что-то загадочное, уродливое, что может не понравиться. А потом гать перед ними взорвалась, обдав водой, мокрой землей и ветками, и они увидели брюхонога, здоровенного, с глазами на прутиках и пучком щетинистых узловатых ног на жирном брюхе. Михаил не запаниковал. Он просто не успел среагировать сознательно. Он просто взял карабин и стал стрелять. Запахло жидкой взрывчаткой, горячие пустые гильзы с шипением сыпались в болото. Яран взорвал брюхонога гранатой, украденной у пещерников. Долго они потом не могли очухаться.

Через месяц они достигли края исполинской котловины, перешли через горную цепь и через неделю увидели город.

Леща они нашли позже. Михаил плохо запомнил этот момент, но он точно помнил, что встреча братьев по разуму не была веселой и радостной. Абориген сначала испугался, потом разозлился. Очень было трудно наладить с ним контакт.

Лещь был молчаливым и замкнутым. Он упорно молчал. Как же они смогли найти общий язык?..

Дом задрожал ровно в полночь. Михаил дремал на стуле, низко опустив голову, Яран лежал локтями и головой на столе. В странной позе замер Лещь, избито скорчившись на матрасе. Все было тихо и спокойно. И тут началось.

Михаил проснулся первым и вскочил. Обстановка была крайне напряженной: пол под ногами ерзал, как при бортовой качке, шатались стены, с полок падали книги, а из недр дома доносился далекий рокот, как при извержении вулкана. Яран тоже проснулся и тихо спросил: «Что там у вас?» Лещь спал как ни в чем не бывало. Михаил бросился к окну. Там все так же клокотал ливень, прозрачные волны заливали площадь и холодно светились уличные старинные фонари. Но что-то еще было необычно, и Михаил никак не мог понять, что. Дом ходил ходуном, и творилось что-то невообразимое.