Метагалактика 1993 № 3

Удобная теплая постель после ночного холода, ужасной дороги и массы впечатлений от встречи с Хьюзом была для меня в тот день верхом самого сладостного блаженства. Довольно скоро я стал медленно погружаться в сон, начиная уже слабо, реагировать на потрескивание ветвей тополя под порывами внезапно возобновившегося ветра. Поначалу свирепствовавший с довольно длительными перерывами, он в скором времени стал дуть единым долгим порывом, постепенно вообще перейдя в странный свист, слышать который мне не доводилось даже во время жизни на самом берегу моря.

Поневоле открыл глаза, и уставившись в потолок, я слушал всю эту серенаду без единого движения до тех пор, пока свист, приобретя уже довольно тяжелые тона, не стал столь громким и навязчивым, что я уже не мог не думать о поющей скале. Признаюсь, будучи немало наслышан о ее невероятном голосе, я испытал поначалу некоторое разочарование, ожидая от каменной громадины нечто более грозное и захватывающее. И тут, стоило только подумать о скале, как стены дома тотчас содрогнулись от немыслимо тяжелого гула, словно рядом пробудился огнедышащий очаг сильного землетрясения. Ошеломленный, впав в настоящий панический ужас, я машинально закрыл ладонями уши. На первых порах это чуть помогло, но уже минуту спустя даже накрывшись подушкой я не мог спрятаться от ужасающего рева, который, словно исполинский сказочный дракон, незримо господствовал во всех уголках моего дома. Поистине, вряд ли в природе вообще могло существовать нечто подобное, способное издать столь чудовищный звук, нарастающий порой до такой силы, что приходила в движение даже тяжелая восточная ваза на бамбуковой этажерке. Зная, что окна спальни выходят как раз на таинственную каменную глыбу, в ту ночь я тем не менее не решился приблизиться к шторе ни на шаг, предполагая самое худшее, что может представиться моему взору. До самого утра я не мог расстаться с жуткой предполагаемой картиной того, как в ночной мгле, под вой исполинского камня треснувшая земля поглощала бездонным зевом рухнувшие скалы. Невольно еще и еще раз я вспоминал своего брата и ту дурацкую иронию, с которой я слушал, как с затаенным дыханием он описывал мне все ужасы буйства поющей скалы. Я мог предположить тогда что угодно, но только не этот сокрушающий землю гул, способный подорвать нервы даже у каменного изваяния.

К моему облегчению немыслимый концерт продолжался совсем недолго и буквально вслед за этим пришло могильное безмолвие — я даже слышал, как внизу прерывисто похрапывал старый Джонатан, чья комната была как раз под моими покоями. Вскоре поняв, что и воцарившаяся тишина никак не способствовала сну, я вознамерился выкурить сигару, успев, впрочем, только свесить ноги с постели. Именно сейчас я убедился, что совершенно зря уповал на впечатления и расстроенный слух и откуда-то действительно доносилось чье-то частое хриплое дыхание, переходящее время от времени в чуть уловимый тяжелый стон. Когда же к нему вдруг добавилось нечто еще более странное, походившее одновременно на приглушенный шепот и шелест листвы, моему терпению пришел конец. Я впал именно в то состояние слепой решимости, которое нередко бросает на путь настоящего безумия и абсурда, неотвратимо приводящих к самым печальным результатам. И вот, наспех набросив одежду, все еще ослепленный соблазном развенчать жгучую тайну своего дома, я направил стопы к комнате Джонатана, вознамерившись покончить со всем этим не дожидаясь утра.

Добротные толстые ковры позволили мне приблизиться к комнате слуги без единого заметного шума, но как оказалось, эти меры были лишены какого-либо смысла. Сквозь небольшую щель в дверном проеме я увидел, что Джонатан мирно спал на своей покосившейся от времени дубовой кровати, не издавая во сне ни единого звука. Между тем, пока я, словно какой-то злоумышленник, прятался у двери его комнаты, зловещий шепот, сопровождаемый все теми же тяжелыми стонами возобновился вновь, исходя, как мне показалось, теперь откуда-то сверху. Еще раз взглянув на спящего слугу и еще раз убедившись, что он был не при чем, я не стал его будить и уже с заметно схлынувшей решительностью поднялся на второй этаж один. Здесь шторы и шуршание стали еще слабее и все же, несмотря на волнение и усталость, я как-то заставил себя осмотреть все без исключения помещения правого крыла, на что ушло не менее часа. Хотя я и проявил тогда поразительное мужество и настойчивость, что было в тех условиях довольно непросто, таинственный источник странных звуков так и остался для меня недосягаем. Поистине, от этого можно было просто сойти с ума — казалось, сами стены издавали эти отвратительные стоны.