— Совершенно верно, сэр, когда я осматривал дом, указанная только что вами комната действительно была заперта снаружи на маленькую задвижку, но и она оказалась пустой. Да, сэр, вы заперли пустую комнату и это верно, как то, что сейчас вы сидите за этим столом.
Мне показалось, что подо мной стала перемещаться земля, и тем не менее, вопреки самому себе, я сделал, к удовольствию Хьюза, все возможное, чтобы прямо на этом немедленно прекратить сводящий с ума разговор, перенеся его на более удаленные времена. Поспешив заявить о своем решении, я тотчас сделал второй шаг на пути к победе над недавним прошлым в виде искренней просьбы услышать историю первого попавшегося на глаза камня с полки экспонатов.
Почти девять долгих дней подряд, с утра до позднего вечера мы бродили, словно тени, с Хьюзом по пустынным и глухим местам, любуясь дикой, нетронутой природой, и с одержимостью кладоискателей ковыряясь в каменистой земле. Как ни странно, я оказался в данном ремесле весьма примерным учеником и очень скоро до того втянулся в казавшееся пустым занятие, что стал получать удовлетворение уже не столько от улучшения состояния души и мыслей, сколько непосредственно от плодов нашей, порой, изнурительной деятельности, представленной десятком серо-зеленых каменных черепков. Я искренне торжествовал при одном виде огромной ямы, которую мы одержимо копали, не зная отдыха, на протяжении нескольких дней, и вместе с Хьюзом чувствовал страшное отчаяние, когда подземные воды навсегда остановили наши раскопки. Только рядом с неугомонным стариком, среди безбрежных пустошей и нависших скал я столкнулся с целительным свойством захватывающего увлечения, заставлявшего меня теперь как должное воспринимать самые причудливые затеи моего спутника. Одной из таких была адская, каторжная работа с огромным валуном поразительной формы, который мы вознамерились перетащить к дому археолога. Четыре дня, забывая о еде, мы провозились с гигантским камнем, Пока не водрузили его у самого порога хижины. Я буквально валился с ног и обливался потом, однако нахлынувшая мания самопожертвования при воскресшем в памяти образе дорогой мисс Дортои вселяла в меня новые силы, и я с удвоенной решимостью брался за самую тяжелую и неподобающую мне работу.
Очевидно, этот поразительный этап моей жизни продолжался бы еще неизвестно сколько, если бы на десятый день вдруг не зарядил отвратительный моросящий дождь, превративший пустоши в липкие, труднопроходимые болота. Впрочем, уже к этому времени, особенно ненастными ночами, меня все чаще стали посещать хранимые в тайне помыслы о возвращении в «Поющий Камень», цель которого из-за постоянной отвлеченности раскопками, пока еще скрывалась беспробудной пеленой густого тумана. И вот сейчас, будучи вынужден безотлучно находиться в стенах старой хижины и все более предаваться нагнетаемым ромом размышлениям, я совершенно случайно и отыскал ту единственную причину, которая столь коварно подталкивала меня к новому безрассудству. Только мисс Дортон, ее божественный, светлый образ и заставляли меня любым путем возвратиться в проклятое поместье, где с именем юной леди я жаждал принести себя в жертву новому столкновению с ужасом.
Еще день, если не больше, пришлось мне потратить на окончательное обдумывание пока еще тайного намерения, после чего, подготовив для этого внешне правдоподобную, но целиком вымышленную почву, я за завтраком посвятил в свои планы Френсиса Хьюза. Как я заметил, мои слова были восприняты с некоторым сожалением и даже с грустью, однако противиться, а тем более отговаривать меня археолог не стал.
— Разумеется, сэр, вы окрепли и теперь можете спокойно возвращаться к себе, когда вам только заблагорассудится, — неспеша говорил Хьюз, несколько шокируя меня полным безразличием. — Я далек от того, чтобы давать вам рекомендации, но думаю, сэр, вы не откажитесь выслушать один единственный совет седовласого старика.
— Как вы заметили, мистер Хьюз, я всегда безропотно следовал вашим советам, — дружески ответил я, — благодаря им, я находил утешение даже в своем безвыходном, тяжелейшем положении, и вот теперь, смею заверить, перед возвращением в поместье они приобретают для меня еще более значимую окраску.
Я сам не знаю, говорил ли тогда правду, или кривил душой, но Хьюз выслушал меня с явным почтением, сделавшим его голос еще более мягким.
— Так вот, сэр, чтобы не повторилось того, что было, перестаньте думать о том, чего нет. Поверьте, это очень просто: принимать шелест листвы за шелест листвы, а вой ветра за вой ветра. Заставьте свое воображение избавиться от призрака какого-то голубого дракона, призвав на помощь разум, и для вас в один миг он перестанет существовать. Единственное, что пагубно может сказаться на вашем настроении будет все то же одиночество, но в этом случае вы не должны никогда забывать, сэр, что если этого потребуют обстоятельства, старый Френсис Хьюз в любую минуту готов прийти к вам с советом и помощью.