Металл дьявола

Ее зовут Жоржетта. Она замужем за французом, который ведет какие-то темные дела с испанскими республиканцами на франко-испанской границе. На следующий день, во вторник, она узнает, что у нее объявился поклонник; в среду, что этот поклонник — миллионер, что он южноамериканец, но человек весьма достойный; в четверг ей хочется узнать, в чем состоит могущество этого человека, перед которым трепещут управляющие, метрдотели, портные и служанки, а в семь вечера того же дня она приходит в отдельный кабинет на четвертом этаже отеля «Ритц». Привычный ко всему служащий в черном пиджаке и в полосатых брюках ведет ее от лифта в полутемный коридор, устланный ковром, дважды стучит в дверь, открывает ее, просит даму войти и удаляется. В маленькой прихожей — зеркало во всю стену. Дальше — бледно-голубого цвета гостиная с белыми шторами на окнах. На стенах — белые фарфоровые канделябры с хрустальными колпачками. Софа и кресла обиты нежно-голубым шелком. От плафона исходит мягкий рассеянный свет и падает на фигурки Будды на стеклянной подставке, обтекает какую-то темно-синюю, почти черную глыбу, из которой торчит голова старой гориллы.

Когда у царя Соломона истощился запас сладкозвучных песен и он сделался старым, ему пришлось искать благоуханных юных дев с волосами, тонкими, как аравийское золотое руно, дабы своими телами они согревали кости страдающего бессонницей старца.

Их двое: Жоржетта и этот старый сеньор. Тайное свидание — только и всего. Гарантированная оплата по исполнении контракта. Соблюдение меры по предписанию медиков.

Даже не взглянув на него, она начинает раздеваться и делает это с профессиональным безразличием, но не без изящества. Когда она наклоняется, чтобы спустить чулки с округлых колен, ее медно-красные волосы рассыпаются по белоснежным плечам и падают на грудь. Кожа у нее нежная, гладкая, без единого пятнышка, без единого изъяна, бархатистая, как лепесток цветка, движения плавные, даже робкие. Вдруг она вспоминает об условиях контракта, становится посередине комнаты, закидывает руки за голову и, приподнявшись на носках, медленно поворачивается, демонстрируя перед толстым сопящим последователем царя Соломона выпуклости, изгибы, складки, линии своего тела.

«О, ужасное вожделение, которое нельзя насытить!»

Париж затемнен. Город погрузился в вязкую тьму, как некогда в древности; люди снова ждут нашествия и снова призывают богов, чтобы они совершили чудо и спасли Париж. Но теперь молится не святая Женевьева, а премьер-министр Поль Рейно. Его молитва передается по радио, и зеленый огонек приемников едва освещает лица французов, слушающих символ веры министра:

«Только чудо может спасти Францию, и я верю в это чудо».

Сенон Омонте тоже слушает, хотя это бесполезно, ибо он туговат на ухо, да к тому же не знает французского языка. И хорошо, что не знает: лучше не ведать о нашествии, которое грозит разрушением его замку неподалеку от Реймса. Нет, нельзя жить в этой ужасной стране, где небесный свод, опирающийся на жерла зенитных пушек, буквально разрывается на части и ежеминутно грозит обвалиться.

Пали Бельгия, Голландия, Люксембург, запад Франции, Фландрия, Арденны, Реймс. Да — и Реймс. Немцы наступают неудержимо, словно саранча заполняя дороги, селения, овраги и поля. Коричневые волны набухают, вздуваются и катятся дальше, разливаясь огромными зловещими пятнами по французской земле. Небо дырявят шляпки ядовитых цветов и, раскрываясь на глазах, сыплются вниз губительным дождем.

— Надо бежать, сеньор Омонте.

— Надо бежать, Сенон.

Но куда? Коричневое пятно, словно чернила на промокательной бумаге, расползается по всему континенту. В Испанию? Часть сотрудников уже уехала туда. Паспорта с подписью Омонте получили в качестве членов дипломатической миссии секретари-космополиты, французские слуги, испанские горничные и Жоржетта. Теперь его очередь. И вот «паккард» с боливийским флажком на радиаторе — шофер и секретарь-испанец впереди, Омонте и донья Антония сзади — пересекает оцепеневший Париж.

По обеим сторонам дороги тихо и ритмично кружатся зеленые нивы, и кажется, что они плывут туда же, куда устремились легковые машины, грузовики, беженцы. Людям трудно: военные машины теснят их с дороги, гонят на обочины, в канавы. Толпа беженцев растет, возникает давка. Автомобили выстроились в ряд, словно на ярмарке и медленно, единым потоком движутся к узкому горлу испанской границы. Движутся денно и нощно, пересекая города, забитые солдатами. А дороге нет конца.

Несколько солдат приказывают машинам свернуть на другую дорогу.

— Я везу сеньора посла Боливии.

— Катись к черту со своим послом! Сворачивай!

Машина вот-вот свалится в кювет. Рычат моторы военных грузовиков, едущих навстречу. Часа через три «паккард» получает возможность двигаться дальше. У гостиницы кипит людской водоворот. Вереница машин, постепенно заглушая моторы, останавливается. Мужчины, женщины, дети устремляются в дом, наполняют его шумом, суют деньги растерявшемуся хозяину; тот воздевает руки к небу и кричит;

— У меня ничего нет! Все кончилось! Кончилось!

— Но вино-то еще есть!