Металл дьявола

На следующий день его посетил другой брат, Хосе-Пепе. У него были крепкие зубы, громкий смех, хриплый голос и такие впалые щеки, что лицо походило на гитару. Он обнял Сенона и весело заговорил:

— А я из деревни. Что же ты не предупредил заранее? Ну и раздобрел ты. Деньги тебе пошли на пользу.

Сенон почувствовал исходивший от брата запах чичи и нашел, что он стал очень похож на тату Морато.

— А вы как живете? Как ферма?

— Чудо как хороша. Тебе надо бы посмотреть ее: и не узнаешь, так переменилась со времен дяди Никасио. Загляденье! Но и ты молодцом, парень! Что же ты не привез Антонию и ребятишек? Будешь учить их в Европе, да? А нельзя будет привезти оттуда работников для фермы? От этих индейцев никакого проку. Я собираюсь насадить тутовых деревьев и разводить шелковичных червей — с одним итальянцем, но он не очень надежный. А почему бы тебе не переехать сюда на житье?

— Я и сам хотел бы. Но дела… И потом дети — учить надо.

— Да на кой черт им учиться с такими деньгами! Хоть бы они и читать не умели, дружище! Каково имение, таково и положение. Тут про тебя болтают, говорят, что ты скряга, дал всего пятьсот боливиано для школы имени Омонте. Подумаешь, гордецы какие! Гордецы в рваных штанах. Говорят, что будут «презирать тебя». Ха-ха-ха! — захохотал он лающим смехом. — Говорят, а сами подлизываются ко мне, потому что я брат Омонте. Хотят даже депутатом меня сделать! Ну как, ты уже попробовал нашей чичи?

— Да, да. Хороша по-прежнему.

— Правду тебе скажу, никакое шампанское не сравнишь с хорошей чичей.

Опечаленный миллионер пожаловался брату:

— Вот все говорят, что я ничего не делаю для Кочабамбы. Все просят…

— Точно у тебя в руках рог изобилия, — добавил Хосе-Пепе.

— Просят дорог, железнодорожных путей, рабочих, воды, ирригации, как будто что сказать, что сделать — одно и то же. я предлагал построить дорогу до Чапаре.

— Большое дело, брат. Мы бы тогда и над столицей посмеялись.

— Вот я и хотел сделать большое дело, а когда я попросил землю для проведения дороги, все подняли крик. Вот и попробуй угоди кочабамбинцам.

Хосе-Пепе дал мудрый совет:

— Плюнь ты на всех, братец. Строй дорогу и не проси у них земли.

— Невозможно. Дорога обойдется тогда в десять миллионов…

— Десять миллионов? Вот это да! Ну тогда не строй. Пускай остаются оплеванными.

— Ладно, — покончил с этим Омонте, — не знаю, удастся ли встретиться нам еще раз. Скажи лучше, не нужно ли тебе чего-нибудь?

Хосе-Пепе сразу стал серьезен.

— Нет, нет, ничего не нужно, дорогой мой. Спасибо. У меня все есть.

— Скажи все-таки, — настаивал Омонте. — Я хотел бы взять тебя с собой в Европу. Надо посмотреть, что это такое! Ты будешь рядом со мной, а то вокруг одни мошенники.

— Меня в Европу? Нет уж, всяк телок знай свой хлевок. И как я оставлю своих ребятишек? Да я с тоски помру.

— Я собираюсь купить несколько ферм. Мне хотелось бы поручить их человеку, который не станет меня обворовывать. Ты мог бы управлять ими и оказал бы мне услугу…

Хосе-Пепе снова разразился лающим смехом, так похожим на смех таты Морато.

— Вот это, как говорится, мне по плечу. Подумать только, Хосе-Пепе Морато оказывает услугу Омонте! Ха-ха-ха!

На следующий день Омонте, посоветовавшись со своим адвокатом и доктором Давалосом, оформил покупку ферм и управление ими поручил своему брату Хосе-Пепе.

— Банкет в клубе в честь Омонте? Нет, этого мы не допустим… Он не член клуба!

— Этот тип полагает, что его деньги открыли ему доступ в приличное общество.

Знать Кочабамбы, знать «в рваных штанах», объявила бойкот чествованию богатея, которое затеяли его адвокаты вкупе с епископом, признательным за подношение в дар собору статуи святого Исидора Землепашца. Банкет состоялся на вилле в Калакале, с участием служащих Электрической компании, алькальда, префекта, политических деятелей — либералов, служащих банка и некоторых его должников.

В саду, неподалеку от люцернового поля, гости уселись за длинным столом под сенью старой гуайявы. На белой скатерти блистали хрустальные бокалы с золотистой чичей, пылали на тарелочках красные и бронзовые стручки перца. Омонте, в черном костюме и светлом жилете, сидел во главе стола. Его крупная голова с коротко подстриженными волосами внушала невольное почтение, но багровый цвет лица и круглые щеки были такими же, как у некоторых гостей, разгоряченных чичей и острыми закусками.

Сперва все набросились на жаркое, и слышен был лишь стук вилок и ножей. Но вот то в одном, то в другом конце стола стали раздаваться восклицания:

— Ваше здоровье!

— Ваше здоровье!

Шум голосов постепенно нарастал, но молчание воцарилось снова, едва лишь адвокат Земельного банка поднялся с места и начал речь, жестикулируя так энергично, что казалось, он не приветствует, а сурово распекает виновника торжества:.