Металл цвета крови

— Кто еще из присутствующих находился в оккупации? — спросил Березин.

— Ой, так это же я… — обреченным голосом произнесла пожилая женщина — Авдеева Зинаида Ивановна — невысокая, морщинистая, на удивление подвижная. Из всех присутствующих по 1941 году запомнились только две особы — Юлия Черкасова и Зинаида Ивановна Авдеева. Остальных он видел впервые.

Олег слушал ее рассказ: женщину пару раз вызывали в немецкую комендатуру, просили описать события 17 сентября тогда еще текущего 1941 года. Авдеева описывала, куда деваться? Ее допрашивал очкастый офицер в черной форме, задавал вопросы через переводчика.

Потом внезапно от нее отстали. Она выращивала овощи на крохотном участке, шила. Ни мужа, ни детей. С 1943 года начали вывозить людей на работы в Германию, многих хватали насильно, запихивали в фургоны, не давая времени собраться. Ее не взяли, какой с нее прок? При немцах Зинаида Ивановна усердно притворялась чахоточной, хромала…

— Позвольте замечание, Олег Иванович? — сказала Юлия Владимировна. — Мы с Зиной Ивановной хорошо знакомы, часто виделись, поддерживали дружеские отношения. Если в чем-то возникают сомнения насчет нее, то спешу вас уверить: она глубоко порядочная женщина, никогда не сотрудничала с немцами… если не считать, конечно, сотрудничеством швейные работы…

— Спасибо, Юленька, — пробормотала Авдеева, избегая пристального взгляда Березина, — не представляю даже, что мне можно предъявить…

— Вы? — кивнул Олег сухопарой бледной женщине средних лет.

— Ковалец Тамара Леонтьевна, 44 года, сама из Перми, работала в тамошнем краеведческом музее. Получила предложение продолжить работу на освобожденных территориях Ленинградской области, переехала сюда в феврале… Сначала собирались определить в штат Екатерининского дворца, но оказалось, что там негде жить, тогда мне предложили перебраться в Никольск, где имелись свободные жилплощади…

— Как насчет семьи, Тамара Леонтьевна? — поинтересовался Березин.

С семьей было сложно. Женщина побледнела, потом стала рассказывать, заново переживая свое прошлое. Муж был главным инженером металлодобывающего предприятия в Предуралье, в 1937 году попал под уголовное дело, связанное с вредительством, получил пятнадцать лет… Супруге ничего не предъявляли, она продолжала жить и работать. Сыну четыре месяца назад исполнилось восемнадцать, призвали в армию, сейчас воюет в Прибалтике. С этим и связана причина переезда. Лучше находиться здесь, ближе к сыну, чем сходить с ума в Перми…

— Успокойтесь, Тамара Леонтьевна, не надо нервничать, — сказал Олег. — Меня не интересуют дела вашего мужа. А вашему сыну желаю дойти с победой до Берлина и в добром здравии вернуться домой.

Мужчины нервничали не меньше женщин. Снулый тип с плоским лицом и водянистыми глазами — некто Ралдыгин. «Белый билет» от армии, полный букет «тяжелых, неизлечимых болезней». Работал младшим научным сотрудником, имея за плечами незаконченное высшее образование по археологии. Ушел с Красной Армией в Ленинград, жил с женой у тетки на Васильевском острове, те умерли от истощения. Сам выжил, в начале февраля вернулся в Никольск…

Олег делал размашистые пометки на листке, пытливо глядел на говорящих.

Некто Кулич, молчун, коротышка — водитель при музее, до войны шоферил на элеваторе, теперь здесь. А куда еще, если работы толком нет? Жил в эвакуации в Вологодской области, теперь вернулся. В армию не взяли из-за болезни кишечника…

Человек с боевым опытом среди присутствующих все же был. Пожилой истопник Ильинский — мужчина с изувеченной левой рукой, которой неплохо орудовал, хоть это и смотрелось неприятно. Полтора года партизанил в Ленинградской области, взрывал немецкие колонны, пускал под откос эшелоны. И, кстати, именно он был одним из сопровождающих знаменитый партизанский обоз с продовольствием, который в марте 1942 года прибыл в Ленинград из Псковской области, хитроумно обойдя немецкие посты!

А неприятность с рукой произошла в последнем бою, когда немцы упорно сопротивлялись наступающим частям Красной Армии, а партизаны в это время ударили по ним с фланга, фактически из болота. Граната упала рядом, Ильинский схватил ее, чтобы отбросить, но не хватило какой-то доли секунды — ему оторвало два пальца…

— Понятно, — заключил Олег. — Я так понимаю, из штатного состава на сентябрь 1941 года в музее остались только двое — гражданки Черкасова и Авдеева? Что стало с остальными?

— Трое погибли, когда наступали фашисты… — У Юлии Владимировны дрогнул голос. — Территорию дворца обстреливали… Они не успели убежать. Это Наташа Сидоркина, Алексей Тимофеев, Катышева Анастасия Павловна… Двое умерли в оккупации от голода… Вы же не думаете, что здесь жировали? Директор музея Родман Михаил Борисович не внял уговорам — не уехал, когда была возможность, кричал, что у него тут семья, большое хозяйство… Его расстреляли через несколько дней вместе с семьей — с евреями фашисты не церемонились…