Metallica. Экстремальная биография группы

Ответ на вопрос, чем Ларс и Metallica занимались в студии летом 2011-го, стал известен всего несколько месяцев спустя, когда выяснилось, что они работали над альбомом с Лу Ридом под названием Lulu. Споры об этом безмерно себялюбивом проекте начались в тот же момент, как новость просочилась в прессу, как пар просачивается из люков Нью-Йорка. Споры только нарастали, как только все, наконец, узнали об этом. Громко смеялась армия постпанк-последователей Лу. Недовольно кричало метал-сообщество. Великое рок-искусство, конечно, всегда погранично. То, что многие поклонники Лу Рида и Metallica считают банальным нарушением правил, а другие – откровенно неправильным, всегда будет нависать над настоящей музыкой как стая мух. И все же когда все сказано и сделано, ты закрываешь глаза, и садишься и слушаешь, что Рид и Metallica совместно создали, то в действительности остаешься с лучшим, что каждый из них делал на протяжении десятилетий. Произведение искусства, которое заставляет тебя оставить свои предубеждения за порогом, по мере того как оно провожает тебя в темную мерцающую тень.

Рид, чей последний соло-альбом, The Raven 2003 года, дал выход аналогичным коллаборационным амбициям, которые строились вокруг рассказов и поэм Эдгара Аллана По (с такими участниками, как Стив Бушеми, Дэвид Боуи, Уиллем Дефо, Лори Андерсон и Энтони Хегарти), в 2011 году вернулся со списком песен, вдохновленным двумя пьесами XX века, принадлежащими немецкому экспрессионисту Франку Ведекинду: «Дух земли» и «Ящик Пандоры». Обе первоначально были опубликованы в 1904 году и поставлены в 1908-м. Истории вращаются вокруг Лулу, женщины на все времена, магнита для необузданных желаний, оборотной стороны любви, беспрепятственно злоупотребляющей всеми мужчинами, хорошими и плохими, которые цепляются за нее до тех пор, пока, наконец, не останутся «без настоящих чувств в собственной душе», как поет Рид, и однажды она встречает Джека-Потрошителя, чья «любовь» оказывается самой большой и самой роковой из всех. По пути мы проходим глубокие медитации на тему того, что В. Б. Йейтс описывает как «единственные объекты настоящего интереса взрослого человека» – секс и смерть. И это ничего, если бы не музыка, ориентированная на взрослых.

Рид уже построил карьеру, надеясь на то, что, по его словам, «интеллект, который когда-то населял романы и фильмы, проникнет в рок-музыку». Но в то время как его лучшая работа, с группой Velvet Underground и без нее, всегда получала выгоду от этого творческого импульса, он скатился так близко к самопародии, что его энергия часто рассеивалась, расстилалась так же тонко и пусто, как издевательская насмешка, которая витала над его работой. Здесь и вступила Metallica. По-настоящему компанейская группа (в противоположность тем дорогим наемным работникам, с которыми Рид работал в течение последних сорока лет), которая была настолько прямолинейна в своих музыкальных амбициях, будто у них был шест в коллективном позвоночнике. Над лучшей музыкой Metallica никогда особенно не подшучивали. И то, что они добавили последней музе Рида, было благодатным настоящим огнем; кулаком ярости на замену слабому запястью. Это создало оглушительное сочетание.

Записанная в студии Metallica в Сан-Франциско, снабженная шумной рекламой, предшествовавшей релизу, она содержала очень мало запоздалых мыслей и переделок в студии. И все же при первом прослушивании Lulu встречаешь невероятно прилизанные музыкальные пейзажи: слои прекрасного шума, который оставляет тебя с головокружением и беспокойством, очарованным и отвергнутым, изумленным. Это не про отдельные треки, хотя некоторые из них выдающиеся, как, например, леденящий заглавный трек Brandenberg Gate («Я отрежу себе ноги и грудь», – интонирует Рид, добираясь сразу до сути) или Pumping Blood, чьи безумные скрипки напоминают один из шедевров семидесятых Street Hassle, пока через несколько подобных маятнику минут он не выстроится в полномасштабную акустическую атаку масштабов Metallica. Это обо всем альбоме. Концептуальную работу следует принимать целиком, чтобы начать пересекать ее звуковые предгорья. И когда вы добиретесь до последнего трека Junior Dad, финального номера длительностью девятнадцать минут, он снимет с вас кожу, захватит соблазнительными волнами жужжания, которые напоминают альт Джона Кейла, фисгармонию Нико, волны прекрасного баса Клиффа Бертона и неооркестровые эффекты на инструментальных частях, таких как Orion.