Метаморф Том 2. Красный мир (СИ)

Левиафан точно знал, что делает, иначе я не оказался бы в месте, от одного вида которого простому человеку стало бы дурно. Вдобавок ко всему, я потерял фору во времени, отращивая органы чувств. Да и попытка сориентироваться с помощью эхолокации, скрытности не способствовала нисколько. О том, чтобы избежать схватки, не могло быть и речи.

Яростно загребая плавниками, щупальцами и прочими бесчисленными конечностями, всё это скопище голодных тварей устремилось прямо в моём направлении, словно посчитав меня за единственную пищу здесь. До столкновения со стаей оставались считанные мгновения, но думал я почему-то не о том, как буду выбираться из этой схватки.

В очередной раз, я по привычке попытался дозваться до Норы, и закономерно получил в ответ лишь звенящую тишину. Почему-то, это укололо меня настолько, что на мгновение о полчище голодных тварей, я просто забыл. Как бы странно это не звучало.

Неожиданно, в стороне поверхности загорелись огни, тем более ослепительные, что их лучи я видел в кромешной тьме, глубоко под водой. Я резко вскинул голову, пытаясь понять, что ещё мне грозит. Явления ангела в морской пучине я не ждал, так что в неожиданной иллюминации я видел лишь очередную угрозу. И в своих ожиданиях я не обманулся.

Над самым выходом из расщелины, неподвижно застыл тот самый левиафан, из-за которого я и оказался здесь. С такого расстояния он казался не даже не слишком крупным — примерно так же, как Луна в ночном небе. Источником света оказались его глаза — ослепительно пылающие, оранжевые диски радужки с множественными зрачками внутри.

Мне показалось, или мне действительно удалось уловить в них некое выражение, чем-то схожее с… удовлетворением? Левиафан взирал на кишащую злобной живностью расселину с какой-то, почти отеческой заботой и участием, и в ту же секунду, суть происходящего раскрылась передо мной во всей её полноте.

— Значит, я для тебя — чем-то сродни корма для твоих личинок? — мои губы искривились в улыбке, хотя веселье было последней эмоцией, которую я сейчас испытывал.

Мой взгляд был направлен исключительно на замершего на вершине расселины, Левиафана. Я ощутил поднимающуюся с самой глубины мой души волну клокочущего бешенства. Его причиной было не то, что меня в очередной раз пытались скормить чьим-то личинкам, вовсе нет. Привычно уже, на самом деле.

Просто я в очередной раз осознал, что именно Левиафан был той причиной, по которой голос Норы оставался для меня не слышим. Кто ещё мог совершить со мной такое, если не он!? Я вспомнил ощущение от того бесцеремонного, грубого вторжения в мой разум в момент нашей первой встречи с Левиафаном, и лишь ещё больше убедился в своей догадке. Он всему виной!

— Ты заплатишь, — пообещал я недвижимой, многокилометровой туше над расщелиной, — И теперь я даже знаю, как. Спасибо, что перенес меня именно сюда, из всех возможных мест.

Надвигающаяся на меня орда голодных, исступленно щелкающих многочисленными пастями тварей больше не вызывала у меня ничего, кроме нетерпеливого ликования.

В следующую секунду прямо передо мной распахнулась пасть, полная многочисленных рядов острых, иглообразных зубов, и тут же сомкнулась, перекусывая моё тело пополам. Для любого обычного существа из плоти и крови всё на этом бы и закончилось, но для меня — нет. Не теперь, когда я всё больше начинал понимать, в чем именно заключается моё отличие от простой зверушки, только и способной, что облик менять.

Моё сознание коснулось живых клеток проглотившего меня чудовища, легко проникая сквозь неощутимую преграду, отделявшую их от внешнего мира. Я сразу же ощутил огромную разницу с тем, как я делал то же самое с телом Илиаса, ещё в городе Нианатай. Если в первом случае мой контроль над клетками был настолько незыблем, что я даже мог себе позволить точечно передавать ему способность двигаться самостоятельно, то теперь всё было гораздо сложнее.

Не знаю, виною тому были размеры чудовища, или некие особенности, которые я не мог пощупать рукой, вроде «силы воли», некоей «духовной силы» или ещё чего-то метафизического, но я почувствовал себя оседлавшим взбешенного быка. Тело странного чудовища воспринимало меня, как некую неизлечимую болезнь. С методичностью бездушного механизма, оно безжалостно уничтожало захваченные мною клетки и тут же регенерировало на их место новые, ещё не подчинившиеся моей воле.

Это было подобно забегу на длинную дистанцию, и я с некоторым холодком осознал, что если истощу свои ментальные силы до остатка, то могу и исчезнуть. Захват новых клеток требовал постоянных усилий и напряжения воли. Мне требовалось сохранять некий плацдарм, взятый с помощью неожиданности моего натиска, иначе меня вышвырнуло бы из чужого тела, как пробку из бутылки.