«Метаморфозы» и другие сочинения

21. После этого случая я еще усерднее принялся за исполнение религиозных обязанностей, так как надежда на будущее поддерживалась во мне настоящими благодеяниями. Со дня на день все более и более проникало в меня желание принять посвящение, и я неотступно приставал к верховному жрецу с просьбами, чтобы он посвятил меня наконец в одну из священных ночей в таинства. Он же, муж степенный и известный строгим соблюдением религиозных обрядов, кротко и ласково, как отцы имеют обыкновение сдерживать несвоевременные желания своих детей, отклонял мою настойчивость, говоря, что и день, в который данное лицо можно посвящать, указывается божественным знамением, и жрец, которому придется совершать таинство, избирается тем же промыслом, даже необходимые издержки на церемонию устанавливаются таким же образом. Ввиду всего этого он полагал, что мне нужно вооружиться терпением, боясь жадности и заносчивости, и стараться избегать обеих крайностей: будучи призванным медлить и без зова — торопиться. Да и едва ли найдется из числа жрецов человек, столь лишенный рассудка, столь готовый сам себя обречь на гибель, который осмелился бы без специального приказания богини совершить столь дерзостное и святотатственное дело и подвергнуть себя смертельной опасности; ибо и ключи от преисподней, и ручательство за спасение вручены в руки богини, и самый обычай этот установлен в уподобление добровольной смерти и примерного спасения, так как богиня имеет обыкновение намечать своих избранников из тех, которые, уже окончив течение жизни и достигнув предела последнего дыхания, тем лучше могут хранить в молчании великую тайну таинства, и ее же промыслом посвященным, как бы вторично родившимся, заново дается возможность начать путь к спасению. Итак, мне следует ждать небесного знамения, хотя по явному и прозорливому указанию верховной богини я призван и предназначен к блаженному служению. Тем не менее, пускай я уже теперь, наряду с остальными служителями храма, воздерживаюсь от запрещенной и беззаконной пищи,[402] чтобы тем прямее достигнуть скрытые тайны чистейшей веры.

22. Таковы были слова жреца, и послушание мое уже не нарушалось нетерпением, но, погруженный в тихий покой и в похвальную молчаливость, дожидался я дня посвящения в святые тайны. И не обманула мои ожидания спасительная благость могущественной богини: не мучила меня долгой отсрочкой, но в одну из темных ночей отнюдь не темными повелениями открыла мне въявь, что настанет для меня долгожданный день, который свяжет меня величайшим обетом, и в какую сумму обойдется мне посвящение, и что для присоединения меня к святому лику по сродству звезд наших,[403] как гласила, избирается сам Митра, как раз вышеупоминаемый почтенный ее служитель.

Возрадовавшись в душе от этих и тому подобных благоприятных сообщений верховной богини, я не смыкал глаз и при первом свете зари направляюсь к келье жреца и, встретив его как раз собиравшимся выходить, приветствую его. Я уже собирался настойчивее, чем все прошлые разы, как должного, требовать у него посвящения, — как он сам, как только меня увидел, воскликнул: — О Луций мой, счастлив ты, блажен, так как небесная владычица удостоила тебя такою милостью! Что же ты теперь стоишь праздным, что же теперь ты сам медлишь? Вот наступает для тебя долгожданный день, в который своими руками введу я тебя в пречистые тайны служения многоименной богини! — Тут любезнейший старец положил мне на плечо свою десницу и повел к самым вратам обширного здания; там, по совершении торжественного обряда открытия дверей, исполнив утреннее богослужение, он выносит из святилища некие книги, написанные непонятными буквами; знаки там, то изображением всякого рода животных[404] сокращенные слова священных текстов передавая, то всякими узлами и сплетением линий, наподобие лозы извиваясь,[405] сокровенный смысл чтения не открывали суетному любопытству. Отсюда прочел он мне об обязанностях приступающего к посвящению.

23. Сейчас же было закуплено тщательно и не скупясь, отчасти мною самим, отчасти моими близкими, все, что требовалось для обряда. Наконец настал день, назначенный жрецом, и он повел меня, окруженного священным воинством, в ближайшие купальни; там, совершив обычное омовение, призвав имя божие, он меня кропит в виде очищения и снова приводит к храму. Когда две дневных стражи уже протекли, он ставит меня перед самым подножием богининой статуи и, сказав мне на ухо некоторые наставления, благостное значение которых нельзя выразить словами, перед всеми свидетелями наказывает мне воздержаться от чревоугодия и не вкушать десять дней подряд никакой животной пищи, а также не прикасаться к вину. Исполняю свято этот наказ о воздержании, а между тем наступает уже и день посвящения, и солнце склонилось к вечеру. Тогда со всех сторон приходит толпа посвященных и мирских, по старому обычаю принося мне поздравительные подарки, кто какой. Но жрец, удалив всех непосвященных, облачает меня в плащ из небеленого полотна и, взяв за руку, вводит в святая святых.