Метаморфозы родительской любви, или Как воспитывать, но не калечить

Я знаю ее уже взрослую. Сама уже мама, замечательный профессионал. Хороший организатор, много всего делает, за все отвечает. С виду – уверенная, сильная, красивая, нежная, с мальчишескими, впрочем, повадками, никогда и не подумаешь, что она чего-то боится.

«Меня почти постоянно трясет, – как-то рассказывает она. – Я уже так давно с этим работаю, но это никуда не уходит». Она обвиняет себя в том, что никак не может справиться с собственным страхом, привычно вытесняя тот факт, что это именно страх и есть. Но, слушая лишь небольшой кусочек из ее детской истории, я нисколько не удивляюсь, что ее трясет, скорее мне удивительно, что для нее были не так очевидны эти связи – ее прошлая история и настоящий симптом.

Когда она родилась, ее старший брат был так расстроен и недоволен этим фактом, что пытался выкинуть ее с балкона. У него просто не получилось, подоспели родители. Другая семейная история гласит, что мама, как-то вернувшись с работы, не нашла свою дочку. Ее долго искали, оказалось, что она спит в ковре. Брат, устав слышать ее младенческие вопли, просто закатал ее в ковер, там она, накричавшись, и заснула.

Неудивительно, что ее жертвенность стала проявляться слишком рано. Символически младенец все время «проверяет», способен ли он выжить в этой семье. Вот и она проводила свою семью через ряд ужасных проверок. Ей не раз в детстве выписывали смертельный диагноз, говоря ее матери «прощайтесь, она не выживет». Поскольку мама в таких крайних случаях активно включалась и становилась заботливой и очень любящей матерью, она все же осталась жить.

При этом все ее детство было отмечено играми с приятелями брата, которые лазали по крышам, трубам и другим интересным для мальчишек, но жутковатым для нее местам. «Ну ты что, перепрыгнуть не можешь?» – постоянно слышала она недовольный голос брата. Вот с тех пор она и устраивает себе с завидной регулярностью серьезные препятствия и мужественно их преодолевает.

Такой ранний и регулярный опыт серьезной агрессии и нападений не может не отразиться, не застрять в теле. Я не удивляюсь, что ей почти постоянно страшно, если только она решается хоть сколько-то ощущать себя. Я удивляюсь тому, как она привычным способом осуждает и шпыняет саму себя, ну в точности, видимо, как ее брат тогда. Это то, чему она так хорошо научилась: жить в ожидании нападения, осуждения, критики. И, став взрослой, она не жаждет встречаться со своим, тоже уже повзрослевшим братом. И ей трудно передать большую часть ответственности за это своим родителям, она привычно осуждает себя за этот страх перед каждым ответственным «прыжком» в сложное и неизвестное.