Метаморфозы Уклейкина или быть Добру!.. (СИ)

- Факт, Владимир Николаевич, никаких обид, всё правильно ты жжёшь глаголом: хомутали нас, гниды, - не дёрнешься - тут же плетью по загривку схлопочешь! Знаешь, на мне, сколько кредитов висит?.. жуть... А ты думаешь, на что свадьбу отгрохали, мебель новую, ремонт в квартире? - хочется ведь, чтоб всё было как у людей, чтоб Светка горя не знала хотя бы в бытовом плане: в конце-то концов, - один раз живём... Но если, ты думаешь, что эти буржуи доморощенные меня с потрохами купили и кредитами в рабство заковали, то уверяю, брат - это не так: пусть не надеются - я им, бляха муха, за деньги сапоги лизать не стану - хрен им по сытой морде - не дождутся! - горячо подхватил завод товарища Крючков. Вот только расквитаюсь с долгами и всё: шиш им с маслом... хотя... кровушки моей, ироды, выпьют - к гадалке не ходи... видимо, - это неизбежная плата за нашу наивность и глупость...

И тут же не сговариваясь, они синхронно опрокинули, пузатые стопочки внутрь себя, дабы вначале остудить, а затем поднять градус внезапно разгоревшегося разговора за жизнь. Они снова, но уже гораздо мрачней помолчали. На сей раз, первым прервал тяжёлую паузу Уклейкин.

- А ведь у меня, Серый, давно роман задуман - никому не говорил - ты первый. Ничего, впрочем, эдакого. Но от души хочу пропесочить весь этот адский беспредел, куда мы вляпались, поверив в шикарный глянец модных буржуйских журналов и сверкающие ложным изобилием витрины Западного "рая", где, как оказалось, человек человеку не друг, товарищ и брат, а ненасытный серый волк, постоянно алчущий мяса своих же соплеменников, при этом трусливо спрятавшись за пустой дежурной улыбкой.

- Ну и что...написал?! не томи!? ...- уже по-настоящему возбудился, вскочив, как ужаленный дикой пчелой, от неожиданного откровения друга, Крючков.

- Да в том-то и дело что ничего...- сокрушённо ответил ещё более помрачневший Володя. - Я, блин, за два года даже трёх глав не написал! - то одно, то другое. Занимаешься всё какими-то второстепенными, пустыми делишками... Думаешь: 'потом', 'после', 'вот только чуть разгребу' и возьмёшься, наконец, за главное. Распыляешься эдак год за годом по мелочам: а к истинному, сокровенному, для чего, быть может, по Божьему провидению и рождён был на свет всё никак не приближаешься. Порой лежишь прокисшим студнем на диване и в тысячный раз мусолишь сюжет, диалоги, мысли, гиперболы и прочую атрибутику текста, а где-то в самой глубине рабской душонки червячок неуверенности, сомнений, и чуть ли не страха, всё точит, собака, и точит: как, мол, на это посмотрят - те, что возразят другие. И снова всё переносишь на потом и потом... А надобно, Серёга, писать правду, так как ты и только ты её понимаешь, ибо истина никому из смертных не ведома. А, правда, как известно, у каждого своя и настоящий писатель, как, впрочем, и обыкновенный честный человек, не должен боятся сторонних 'правильных' и соответствующие текущему моменту конъюнктурных 'мнений', если он искренен в своих пусть и пока тщетных попытках излить людям боль своего сердца от творящихся вокруг несправедливости и пороков; и, проанализировав причины происходящего, - докричаться, разбудить, предостеречь их о грядущих драматических последствиях, если всем миром мы не исправим ситуацию к лучшему, и изложение его основано на 'здравом смысле и жизненной опытности', как говаривал Булгаков устами Преображенского плюс, возможно, на некой толике интуиции и таланта... А я... как 'тварь дрожащая': в том смысле, что, имея не плохое образование, накопленные годами переживаний, размышлений чувства и мысли, и не исключаю, что даже и малую искорку дара Божьего - всё не решусь, возможно, на самое главное в своей по сути никчёмной жизни. Помнишь, у Шекспира ' ...так гибнут замыслы с размахом, вначале обещавшие успех, от бесконечных отлагательств...' - в яблочко, точнее и не скажешь...

Стыдно, брат, ох стыдно... и тяжело вот так пустырником существовать и чахнуть - хоть вой от тоски и безысходности... даже семьи не завёл, а ведь почти тридцать пять - почитай полжизни коту под хвост, если завтра как-нибудь коньки не отброшу после подобно давешнему самобичеванием чёртовым алкоголем. А более всего противно, Серёга, то, что, понимая причины и, не дай Бог, ужасные последствия нашего трагического настоящего - осознавать, что ты, лично ты, даже пальцем не пошевелил, что бы хоть на самую малость попытаться изменить этот скупленный под корень глобальными барыгами мир. Да что там - мир: в себе самом - ничего изменить не могу к лучшему, - на одном дыхании, словно давно заученный текст, исповедался Володя другу, как священнику; и в изнеможении плавно переходящем в облегчение, словно от сброшенного, наконец, в пропасть откровения, носимого на душе мучившего его совесть камня, откинулся на спинку стула.