После того, как собратья по ремеслу и равные по титулам гости ресторана выпили за воровское братство, за нерушимость понятий, за дружбу и сотрудничество, встречающая сторона зачитала приветственные малявы уважаемому собранию от братвы из лагерей, в которых они отдавали свой голос на усмотрение тому из воро́в, которому доверяли.
Когда отгремели новые тосты за тех, кто держит знамя воровской идеи по тюрьмам и лагерям, слово взял "дядя Слава", для близких кентов — просто "Кирпич", наверное, самый уважаемый и прославленный вор среди собравшихся преступных авторитетов. Владислав Кирпичев родился в 1937 году в Ленинграде. Сразу же после блокады, будучи совсем юным пацаном, стал промышлять воровством. Он был первым "ворóм в законе", который попал в исправительную колонию для малолетних граждан в возрасте всего 9 лет. Следующая ходка у него была уже в семнадцать. И с тех пор на протяжении всей своей жизни он проводил на свободе не больше одного года зараз.
— Братва! — начал "дядя Слава". — Вы все меня знаете. Вы знаете, что я никогда не был падлой, всегда давил козлов и поддерживал честных арестантов. Если кто-то имеет ко мне какие предъявы, пусть встанет и выскажет их при всех.
Кирпич тяжелым взглядом обвёл собравшихся. Большинство просто промолчали, другие же стали кричать:
— Да ты чё, дядь Слава, ты ж уважаемый вор!
Лишь Вячеслав Иваньков, известный вор с кликухой "Япончик" презрительно скривил губы. Не то, чтобы он был против, но считал себя не менее заслуженным авторитетом, нежели Кирпич. Что и говорить, Япончик начал воровать с четырнадцати лет. Коронован был уже при первой ходке в Бутырках. Да и сейчас он был, по сути, главой воровского сообщества Москвы. В общем — столичная штучка, одним словом — москвич! Но и он промолчал.
Немножко и с явным удовольствием послушав славословия себе, любимому, Кирпич махнул рукой:
— Ша, братва! Я не баба, чтобы мне комплименты кидать. Давайте базарить за дело.
И в этот момент распахнулись все двери ресторана и изо всех входов быстро и слаженно зал стали заполнять люди в касках, бронежилетах, с автоматами в руках и большими надписями "ОМОН" на спинах. Раздались надсадные крики:
— Всем на пол!
— Мордой в пол!
— Руки вытянуть вперед!
— Работает "ОМОН"!
Из-за стола тоже раздались крики, но уже другого содержания:
— Атас, менты!
— Кто сдал, сука!?
— Вали их!
Но валить было нечем. По понятиям, на сходку воров нельзя было зайти с оружием. Специальные "пацаны" строго следили за этим на входе. Они же собирали оружие, а потом выдавали его обратно после окончания сходки. Этих уже грузили в подогнанные воронки.
В зале тоже, после двух очередей над головами, авторитетные воры как послушные дети быстро улеглись на пол, лицом вниз и вытянув руки вперед. На этих руках, исписанных синими лагерными перстнями, очень быстро застегивались наручники, а их обладатели по очереди выводились на улицу, где так же грузились в ожидавшие машины.
Как только погрузка закончилась, все машины проследовали одним маршрутом — в аэропорт, где их уже ожидал военно-транспортный самолет АН-72. Там в транспортном отсеке омоновцы всех уложили на пол, лицами вниз, и так самолет взлетел, взяв курс на Москву.
Первое время воры кричали, угрожали, жаловались, просили, но все было напрасно. Тех, кто пытался встать или повернуться удобнее, быстро возвращали на место стволами автоматов в спину. Так началась федеральная милицейская операция "Крысолов".
АН-72 приземлился ночью на аэродроме "Чкаловский" в Щёлково. На поле его уже дожидались десятки "воронков" для перевозки заключенных. Но даже при погрузке в машины ни с кого из захваченных преступников не сняли наручники, что противоречило самому понятию гуманности. Однако операция "Крысолов" с самого начала и предполагала максимальное психологическое и физическое воздействие. Захваченные бандиты должны были быть сломлены максимально и постоянно ожидать самого худшего.
Везли их долго и явно не в Москву, поскольку машины то и дело мотало на ухабах. Наконец, колонна остановилась на большой лесной поляне, вдали от любых людских поселений. Трехкилометровый периметр вокруг еще со вчерашнего дня был оцеплен солдатами внутренних войск.
На окраине поляны стоял военный грузовик с генератором, так что поляна была ярко освещена прожекторами. Посредине поляны стояла большая военно-штабная палатка, а чуть поодаль был выкопан длинный и глубокий ров. Рядом со рвом стоял бульдозер. Кругом были автоматчики ОМОНа.
Бандитов выгрузили из "воронков" и выстроили в несколько шеренг недалеко ото рва. Гудели автомобильные моторы, заглушавшие звуки.
Первым выдернули из колонны Кирпича и завели в палатку. Блатные пытались острить, перешучиваться, подбадривать друг друга, но было видно, что все сильно напуганы. Ничего подобного они еще никогда не видели.
Втолкнутого в палатку Кирпича подвели к простому столу, сколоченному из досок. За столом сидел майор в милицейской форме. На столе лежала стопка чистых белых листов и несколько ручек в пластмассовом стаканчике.