Метанойя

Конечно, видна какая-то гнильца в этом Петрове, но, с другой стороны, это же москвич! А москвичи, как это известно всем остальным людям, народ гнилой по определению. Они, конечно, с таким определением не согласятся, но со стороны виднее. С другой стороны, много ли тех москвичей осталось, Москву давно заполонила лимита. Старшина усмехнулся своим мыслям и решительно подошел к скорбящей троице.

— Здравия желаю! — откозырял Васильев, поднеся ладонь к васильковому берету, — я старшина Васильев. Прошу заканчивать прощание, машина ждет. Надо ехать, нас ждут в части.

— Ой, а скажите, пожалуйста, — кинулась к нему мать призывника с мокрыми глазами, — куда нашего мальчика отправят?

— Да не беспокойтесь вы, — улыбнулся старшина, — здесь он будет, совсем рядом с Москвой. Поскольку он контрактник, а не призывник срочной службы, то на время учебки, то есть — первые полгода, ему будет предоставляться одна увольнительная в месяц, когда он сможет приезжать домой. А после прохождения учебки, вообще каждые выходные, а то и чаще, если не будет в наряде, сможет дома бывать.

— Ну, вот видишь, мать, не все так страшно, скоро Серега приедет домой! — обрадовался отец. А мать вообще смотрела на старшину Васильева как на благодетеля.

Но, родители родителями, им положено за детей переживать, а служба службой. Наконец, настало время и новоиспеченный рядовой контрактной службы и будущий спецназовец элитных войск, подхватив рюкзак с вещами и вырвавшись из цепких материнских объятий, пошел вслед за старшиной Васильевым к воротам военкомата. Там их ждал ГАЗ-69 с военными номерами.

* * *

Прошло два месяца, и рядовой спецназа КГБ Сергей Петров возвращался уже из второй своей увольнительной. Он возвращался, а все существо его было против этого возвращения. Если бы он заранее знал, какие чудовищные нагрузки обрушатся на него, он ни за что в жизни не согласился бы ни на какой контракт, а уж тем более со спецназом КГБ. Умом он понимал, что, в конце концов, из него сделают крутого парня, но тело просто умоляло о пощаде. И это при том, что он как боксер должен был привыкнуть к тренировкам. Может, ему и правда было намного легче, чем кому-то другому, к спорту отношения не имевшему. Но таких людей в спецназ не берут. Все, с кем он там сталкивался, имели разряды кандидатов и мастеров спорта, некоторые — международного класса.

Иногда Сереге хотелось просто сбежать куда глаза глядят, вырваться на свободу, спрятаться где-то подальше, но куда ты денешься из подводной лодки, каковой, по сути, является Союз? И это подогревало его ненависть к своей стране еще больше. Он смотрел в темное окно мчащегося поезда метрополитена и тихо кипел на огне собственного возмущения, не имея возможности дать выход накопившейся негативной энергии. Очередная станция, но он даже не взглянул на людей, ему все сейчас были противны. Они разъедутся по своим домам и завалятся на диваны перед теликом, а он обязан их всех защищать — этих идиотов? Ведь, после обучения, неизвестно куда его пошлют. Возможно, это будет билет в один конец. В части часто намекают на вероятность боевых командировок, да и среди бойцов слухи разные ходят. Не зря же на груди некоторых его сослуживцев блестят боевые ордена.

От орденов Серега бы не отказался — они бы круто смотрелись на его груди, но вот цену за их получение заплатить был совершенно не готов. Не физически, физически его натаскали и еще натаскают, — морально.

И в этом момент кто-то хлопнул его по плечу:

— Здорово, Серега!

Серега поднял голову и сразу же узнал его. Это был тот самый Володя, случайный собутыльник, который и сосватал его на контракт в спецназ. Если бы не люди вокруг, Серега тут же впился бы ему в шею и задушил собственными руками. Может быть…

А пока Серега лишь молча смотрел в глаза своего неожиданного знакомца и, видимо, в них отражалась такая ненависть, что тот даже поежился. Но тут же улыбнулся и холодным властным голосом спросил:

— Что, щенок, смотрю, желаешь попробовать огрызнуться? Это хорошо. Сейчас выходишь со мной на следующей станции, есть разговор.

— Перебьешься, старый козел! Пошел вообще на х… отсюда, пока я тебя не прибил, — прошипел Серега. Тот лишь улыбнулся. Но вот улыбка эта была такой хищной, что на этот раз передернуло Серегу, ему словно холодным и очень острым лезвием ножа провели вдоль спины.

А потому, когда двери вагона открылись, он послушно, как баран за хозяином, вышел вслед за своим случайным знакомым, внесшим такие резкие коррективы в его жизнь. Тот спокойно прошел к ближайшей свободной лавочке, сел и поднял на Серегу глаза. И глаза эти были черные. Совершенно черные — без зрачков. И это было так жутко, что Серега похолодел.

— Садись, говнюк, и слушай.

Серега послушно и быстро опустился на самый краешек сиденья, совершенно забыв о том, что он камээс по боксу и почти уже крутой спецназовец. Он как-то сразу понял, что физической силой здесь ничего не сделаешь, этот гад может убить его одним мизинцем.